Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)
Маркус, отвечавший на этот вопрос ранее, удивленно посмотрел на друга, но тут увидел лицо инспектора и выпалил:
— Разумеется!
Станислав Оутс стал чернее тучи.
— Пока рисунок не стираем. Можете успокоить домашних: в саду будут дежурить мои люди в штатском.
— То есть вы склонны полагать, что это не розыгрыш, инспектор? — спросил Маркус. Он готов был ухватиться за любую соломинку, лишь бы уйти от щекотливой темы дяди Уильяма.
Несмотря на природную нелюбовь полицейских к вопросам штатских, мистер Оутс ответил вежливо, но уклончиво:
— Я совершенно уверен, что человек, оставивший след на цветочной клумбе у дома, не мог носить ни одну из представленных здесь пар обуви. Больше я ничего сказать не могу.
Мистер Кэмпион, все это время задумчиво разглядывавший красный символ на окне, вдруг заговорил, не оборачиваясь:
— А если предположить, что это вовсе не шутка? Что кто-то в самом деле хотел подать кому-то из домочадцев знак? Если следовать этой логике, к каким выводам мы приходим? Во-первых, художник не знает дом: иначе бы он не оставил послание на окне комнаты, в которую никто не заходит. Во-вторых, он знаком лишь с одним из обитателей поместья, в противном случае он нанес бы визит обычным образом.
Кэмпион обернулся к друзьям. Его хрупкий тонкий силуэт четко вырисовывался на фоне окна.
— Послание такого рода должно быть крайне простым. Готов спорить, Станислав, что этот символ означает одно из трех: «Встретимся в условленном месте», «Дело сделано» или «Я снова в деле».
— Все домашние как один уверяют, что видят символ впервые. А обманщик, насколько нам известно, в этом доме всего один.
Тут их разговор прервали: в библиотеку вошел слегка упавший духом Боудитч.
— Даже близко не он! Я измерил парню правую ногу. Длина — двенадцать дюймов и три четверти, ширина — около пяти дюймов. А у нашей Золушки ступня тринадцать дюймов с четвертью в длину и шесть с небольшим — в ширину. — Эти цифры Боудитч произнес с заметной гордостью. — Гаррисон прочесывает сад в поисках других следов. Но там почти везде — коротко подстриженный газон, а ночью прошел дождь… Найти что-либо будет непросто. Наш отпечаток чудом уцелел.
Мистер Оутс кивнул.
— Ладно, — пробубнил он, — пора закругляться.
Кэмпион пошел провожать инспектора и его жизнерадостного помощника к машине, а Маркус тактично остался в библиотеке.
— Все улики собрали? — спросил Кэмпион, помогая полицейскому надеть плащ. — Образец веревки и все прочее?
— Да, — коротко ответил Станислав. — А вы, мой друг, отнюдь не так внимательны и умны, как думаете. Смотрите, что упустили. — Он достал из кармана ключ и положил его в ладонь Кэмпиону. — Это от вашей двери. И заодно — от всех дверей на втором этаже. Замки везде одинаковые и открываются одним ключом! Вчера я этого не заметил, но мог бы и догадаться, конечно. Таких домов полно. Ну, до свидания.
Мистер Кэмпион, ничуть не расстроившись, убрал ключ в карман.
— Завтра я к вам заеду — расскажете новости, — сказал он, — если, конечно, меня не сожрет какой-нибудь великан.
Инспектор фыркнул и завел мотор.
— Все вы одинаковые, зеленые юнцы! Хватаетесь за самое очевидное, яркое и блестящее. Вот увидите, это чья-то шутка. Готов биться об заклад.
— И я готов, — ответил Кэмпион.
— Извольте. Ставлю пять шиллингов.
— Договорились!
С этими словами молодой человек вернулся в дом — Маркус уже поджидал его в холле. Он был крайне встревожен и расстроен тем, как развивались события.
— Кэмпион, отвечай: этот рисунок на стекле… что он может значить? Должно же быть какое-то объяснение!
Они пошли обратно в библиотеку.
— Ну, вывод напрашивается сам собой, не находишь? — сказал Кэмпион, опуская шторы. — В деле есть еще один участник. След в данном случае значит то же, что значил для Робинзона Крузо: где-то поблизости бродит Пятница.
Маркус просиял.
— Если хочешь знать мое мнение, я даже рад. Поведение Уильяма меня беспокоит. Не знаю, с какой стати он все так усложняет, — уж казалось бы, в его положении…
— Дядя Уильям — милейший старикан. Станислав прицепился к нему лишь потому, что так заведено у полицейских: брать самую очевидную версию и раскручивать ее. Ничего не нашли — ладно, принимаются за следующую версию, и так далее. Потому-то преступникам так сложно от них уйти.
— Ну, а ты сам что думаешь? — не унимался Маркус.
Мистер Кэмпион замолчал. В свете последних событий он почти забыл о своей теории, а теперь вспомнил — и сразу помрачнел. Маркус по-прежнему ждал ответа, но тут, к счастью, в дверь постучали.
— Мистер Кэмпион, проводите меня в кабинет?
Это была миссис Каролина в великолепном кружевном чепце, хрупкая и при этом бойкая, как никогда. Она улыбнулась Маркусу и с царственной снисходительностью распорядилась:
— Джойс сейчас в малой гостиной. Поговорите с ней — боюсь, после общения с бедной Кэтрин голубушка нуждается в поддержке.
В следующий миг Кэмпион уже вел миссис Каролину под руку в ее кабинет-гостиную. Старушка была так мала ростом, что ему приходилось слегка наклоняться.
Миссис Каролина молчала, пока не устроилась в своем кресле с высокой спинкой. Кэмпион встал на коврик подле камина, и она окинула его оценивающим, слегка смешливым взглядом.
— Эмили права, — молвила хозяйка дома. — Вы весьма умны и находчивы. Я очень вами довольна. Вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, особенно в том, что касается бедного Уильяма. Он весьма неприятный и глупый человек. Наверное, пошел в братьев моего мужа… Полиция, конечно, до сих пор его подозревает. — Она многозначительно посмотрела в глаза Кэмпиону.
— Пожалуй, — ответил он и немного замешкался.
— Дорогой мой друг, — с улыбкой произнесла старуха, — если вам есть что сказать, говорите. Обещаю хранить молчание.
Мистер Кэмпион снял очки, и впервые на его лице промелькнуло настороженное выражение. Он тоже улыбнулся.
— Буду иметь это в виду, спасибо, — сказал он и поспешно добавил: — Видите ли, мое положение здесь весьма незавидное, и время от времени я попадаю в неловкие ситуации. Однако сегодня утром мне удалось раздобыть нечто такое, что может доказать невиновность мистера Фарадея. Пока я никому об этом не говорил и говорить не собираюсь: будет лучше, если полиция на какое-то время останется в стороне. Пусть работают так, как привыкли.
Миссис Каролина сохраняла полную невозмутимость.
— Прекрасная новость, что сказать! Ах да, мне, пожалуй, следует признаться в сокрытии улик.