Джозефина Тэй - Поющие пески
— Да, это бы было удобно. Может, нам поискать этого Мартэна? Дадим объявление в разделе пропавших.
— Не думаю, чтобы Мартэн поспешил отозваться, поскольку он знает, что одолжил документы для какого-то обмана, а сам остался без документов, удостоверяющих личность.
— Да. Может быть, вы правы. Во всяком случае, он не останавливался в отеле.
— Откуда ты знаешь? — в изумлении спросил Грант.
— Я просмотрел реестр, когда проверял подпись Билла.
— Ты закапываешь свой талант в ОКЭЛ, Тэд. Ты должен перейти к нам.
Однако Тэд не слушал.
— Вы не представляете, что это было за странное чувство — увидеть так внезапно почерк Билла между всеми этими чужими фамилиями. У меня просто дыхание перехватило.
Грант взял снимок «руин» в кратере и бросил его на стол.
— Вот что видел Билл, по мнению Хирона Ллойда.
Тэд с интересом посмотрел на снимок.
— Это, конечно, странно, правда? Как руины небоскребов. Знаете, до того как я увидел Аравию, я думал, что это в Соединенных Штатах придумали небоскребы. Но в некоторых из этих старых арабских городов временами можно найти Эмпайр Стэйт Билдинг, только меньших размеров. По вашему мнению, Билл видел что-то другое?
— Да. Сверху легко понять, что это кратер.
— Вы это сказали Ллойду?
— Нет. Я просто дал возможность ему говорить.
— Почему вы так не любите этого типа?
— Я не сказал, что я его не люблю.
— Вам и незачем говорить.
Грант заколебался, анализируя свои чувства.
— Я обнаружил в нем тщеславие. Я лично ощущаю отвращение к тщеславным людям, а как полицейский, я им не доверяю.
— Тщеславие — безвредный вид слабости, — сказал Тэд, снисходительно пожав плечами.
— И в этом ты как раз ошибаешься. Это совершенно губительная черта. Когда ты говоришь «тщеславие», то имеешь в виду человека, который любуется на себя в зеркале и покупает себе тряпки, чтобы вырядиться. Но это всего лишь бахвальство. Настоящее тщеславие это что-то совершенно другое. Дело здесь не в человеке, а в личности. Тщеславный говорит: «Я должен это иметь, потому что Я этого хочу». Это ужасно, потому что неизлечимо. Тщеславного человека никогда нельзя убедить, что кто-то другой чего-то стоит. Он просто не понимает того, что ему говорят. Он скорее убьет человека, чем будет пару месяцев переносить его обременительное присутствие.
— Но ведь это душевная болезнь.
— Не в понимании тщеславного. И, разумеется, не в медицинском смысле этого слова. Просто тщеславный поступает логически. Как я уже сказал, это ужасная черта. Одна из основных черт личности преступников. Преступник, настоящий преступник — это противоположность маленькому человеку, который, оказавшись в нужде, подделывает счета, или мужчине, который убивает свою жену, найдя ее в постели с любовником. Настоящие преступники отличаются друг от друга внешностью, привязанностями, умом и методами точно так же, как и остальные люди, однако у всех у них есть одна неизменная общая черта: патологическое тщеславие.
Тэд выглядел так, будто он слушал это одним ухом, а полученную информацию использовал для каких-то собственных выводов.
— Послушайте, господин Грант. Вы хотите сказать, что этому Ллойду нельзя доверять?
Грант обдумал этот вопрос.
— Хотел бы я это знать, — сказал он. — Хотел бы я это знать.
— Ну, ну! — сказал Тэд. — Это, конечно, представляет все в ином свете, не так ли?
— Сегодня утром я долго размышлял над тем, что я, может быть, уже навидался столько тщеславия у преступников, что у меня появилась замешанная на этом мания и что я сделался чересчур подозрителен. С виду Хирон Ллойд безупречен. Даже более того: он достоин восхищения. Он пользуется прекрасной репутацией, у него замечательный вкус, что означает природное чувство меры. И, уж конечно, он достиг столького, что достаточно для удовлетворения наиболее эгоистичной души.
— Но вы думаете… что, однако, что-то не так.
— Ты помнишь того человека в отеле в Мойморе, который пытался обратить тебя в свою веру?
— Угнетенная Шотландия! Маленький субъект в юбке.
— В килте, — машинально сказал Грант. — Так вот, по какой-то причине Ллойд производит на меня такое же впечатление, что и Арчи Броун. Оно нелепое, но необычайно сильное. У них тот же… — он подыскивал подходящее слово.
— Запах.
— Да. Что-то в этом роде. У них одинаковый запах.
После долгого молчания Тэд сказал:
— Господин Грант, вы все еще полагаете, что то, что случилось с Биллом, было несчастным случаем?
— Да, потому что нет ни единого намека на какие-нибудь обстоятельства, что свидетельствовали бы против этого. Однако я полностью готов к тому, чтобы не считать это несчастным случаем, если только для этого будут веские доводы. Ты умеешь мыть окна?
— Умею ли я что?
— Мыть окна.
— Должно быть, я мог бы попробовать, если бы на самом деле пришлось, — сказал Тэд, вытаращив глаза. — А в чем дело?
— Быть может, тебе придется этим заняться, прежде чем мы кончим. Идем заберем эти чемоданы. Надеюсь, в них будет информация, которая нам нужна. Я как раз вспомнил, что Билл забронировал спальное купе до Скоона за неделю.
— Быть может, его покровитель в Шотландии не мог с ним увидеться до четвертого.
— Возможно. Во всяком случае, все его документы и личные вещи будут в одном из этих чемоданов, и я надеюсь, что там будет и дневник.
— Билл не вел дневника!
— Я не имею в виду дневник, я имею в виду что-то вроде: «встреча — Джек-13.15 — навестить — Хоупсов — 19.30».
— Ах, да. Он, наверное, делал записи. В таком случае он записал бы и фамилию возможного покровителя в Лондоне. Друг мой! Может быть, это все, что нам нужно!
— Это будет все, что нам нужно. Если оно там.
Но там ничего не было.
Вообще ничего.
Они начали поиски, ощущая крылья за спиной, с наиболее очевидных мест: с Юстона, аэропорта, Виктории,
— Здравствуйте, инспектор. Чем я могу вам сегодня служить?
— Вы можете помочь моему другу из Америки.
— Да? Билет на поезд в три тридцать?
— Нет, это нам не нужно. Он хотел бы знать, не оставил ли здесь его друг свои чемоданы. Разрешите нам посмотреть. Мы не собираемся ничего трогать. Только посмотрим.
— Ну, смотреть в этой стране пока еще разрешается, господин инспектор, независимо от того, верите ли вы в такую возможность или нет. Очень прошу вас войти.
Так что они входили. Каждый раз они входили. И каждый раз ряды уложенного багажа смотрели на них пренебрежительно и отстранение. Они были такими отстраненными, какими могут быть лишь чужие вещи.
