Эрл Гарднер - Дело игральных костей
Из своей комнаты в зал вышел судья Кнокс, и секретарь объявил заседание открытым. Встав, Боб Киттеринг произнес, стараясь говорить спокойно:
— С вашего разрешения, ваша честь, обвинение хотело бы временно прервать допрос эксперта по отпечаткам пальцев, чтобы допросить нового свидетеля. Ему известны важные факты, которыми еще вчера обвинение не располагало.
Судья Кнокс взглянул на Перри Мейсона.
— Не возражаю, — согласился адвокат.
— Очень хорошо. Можете его вызвать, — заключил судья Кнокс.
— Приглашается свидетель Гарольд Лидс, — сказал Киттеринг.
Гарольд Лидс медленно двинулся из дальнего угла зала. Он ступал еле-еле, словно его ноги понимали, какое тяжкое испытание ждет его в конце пути.
— Подойдите сюда, — пригласил Киттеринг. — Вот так… Сейчас вас приведут к присяге. Сообщите секретарю ваше имя, адрес и род занятий и садитесь на свидетельское место… Итак, мистер Лидс, ваше имя Гарольд Лидс, вы племянник Олдена Лидса, который находится здесь в качестве обвиняемого. Это так?
— Так, — мрачно подтвердил Гарольд Лидс, потупя взгляд.
— Вы были знакомы с Джоном Миликантом?
— Да, был.
— Джон Миликант когда-нибудь называл вам свое настоящее имя?
— Да.
— Какое?
Судья Кнокс сказал:
— Подождите отвечать на вопрос. — И взглянул на Перри Мейсона, ожидая его возражений. Поскольку их не последовало, он произнес: — Я не уверен, господа, но, по-моему, в данном случае обвинение желает получить словесное свидетельство.
Киттеринг поставил перед собой портфель и вытащил из него несколько листков юридической писанины, испещренных убористым почерком.
— Если ваша честь мне позволит, — сказал он, — я хотел бы кое-что сказать. Действительно, с одной стороны — это словесное свидетельство, но с другой — свидетельства такого рода судом обычно принимаются. Например, свидетелям часто задают вопрос: «Сколько вам лет», в ответ на который те называют свой возраст. Не вызывает сомнений, что это словесное свидетельство, поскольку основывается только на словах. Эти показания сразу принимаются судом, за исключением тех случаев, когда требуется дополнительная проверка. Теперь же мы подходим к другой похожей ситуации. По имени можно установить личность человека. Если у него одно имя, то узнать его будет необходимо и достаточно для установления личности. В данном же случае мы хотим показать, что убитый долгие годы жил под именем Билла Хогарти и под этим именем искал с Лидсом на Юконе золото и…
— Я понял вас, — перебил его судья Кнокс. — Но отвечая на ваш вопрос, свидетелю придется повторить то, что ему говорил убитый. Вы утверждаете, что ответ на этот вопрос явится частью обвинительного заключения?
— Да, ваша честь. Судья Кнокс нахмурился.
— Я хочу еще ненадолго задержать ваше внимание, — сказал он. — Суд считает, что вам необходимо объяснить, какое отношение это имеет к данному делу.
— Я как раз и пытался сделать это с помощью данного вопроса, и со стороны защиты не последовало никаких возражений, — вдохновенно произнес Киттеринг.
Лицо судьи Кнокса выразило удивление. Он взглянул на Перри Мейсона, нахмурился и произнес:
— Ладно, думаю, здесь все нормально. Вы со мной согласны, мистер Мейсон?
— Я согласен с вами, ваша честь, — ответил адвокат. — У меня нет возражений.
— Хорошо, — раздраженно сказал судья Кнокс, поворачиваясь к Киттерингу, — все же обоснуйте это как-нибудь.
— Я задам вопрос мистеру Лидсу, — произнес Киттеринг. — Вы знали Билла Хогарти?
— Да, — поколебавшись, ответил Гарольд. — Я знал Билла Хогарти, также Конвэя, также Миликанта.
— А как вы узнали, что его зовут Хогарти?
Лидс четко произнес, словно отвечая выученный наизусть урок:
— Так же, как я узнал, что вы — мистер Киттеринг, помощник окружного прокурора — потому что он мне сам это сказал. Он сказал, что его имя не Миликант и он не брат Эмили Миликант, а Билл Хогарти, человек, которого, как думал Олден Лидс, он убил. Также он сказал, что с тех пор сильно потолстел, что у него был сломан нос и что дядя Олден его не узнал…
— Подождите минуту, — перебил его судья Кнокс. — Думаю, это вполне достаточно. Вы отвечаете на вопрос полнее, чем вас спрашивают. Полагаю, что все утверждения убитого о разногласиях или ссорах между партнерами, которые слышал свидетель, можно опустить, если только речь не заходила об убийстве. И, как я понимаю, господин помощник окружного прокурора, таких свидетельств у вас нет?
— Нет, ваша честь.
— Вы видели обвиняемого в ночь убийства, седьмого числа этого месяца?
— Да.
— В котором часу?
— Около двадцати пяти минут одиннадцатого.
— Где?
— Он неожиданно вышел из квартиры Билла Хогарти, или Джона Миликанта, как вам больше нравится.
— Пожалуйста, расскажите подробно о том, что вы видели и что делали в это время, — предложил Киттеринг.
Гарольд Лидс принялся рассказывать свою историю. Временами его голос становился настолько тихим, что стенографист едва мог его расслышать, но иногда он, напротив, начинал говорить слишком громко и при этом всячески старался утаивать свои отношения с Инес Колтон. Когда он закончил, Киттеринг заявил, желая этим, видимо, застать Мейсона врасплох:
— Можете начинать перекрестный допрос.
— Услышанного вполне достаточно, — с учтивой улыбкой ответил адвокат. — У меня нет вопросов.
Гарольд выглядел озадаченным, а Киттеринг искренне недоумевал:
— Вы хотите сказать, что перекрестного допроса этого свидетеля не будет? Вы не станете проводить перекрестного допроса для установления личности убитого?
— Нет, — ответил Мейсон коротко.
— Очень хорошо. Свидетель может быть свободен, а я хотел бы пригласить следующего, хотя это и не вполне законно, — мистера Гая Т. Серла.
Судья Кнокс взглянул на Перри Мейсона.
— У вас нет возражений? — спросил он.
— Никаких, — откликнулся адвокат.
Серл медленно подошел, его привели к присяге, затем он ответил на обычные формальные вопросы и вопросительно посмотрел на Киттеринга.
— Вы знали Вильяма Хогарти, известного также под именем Джона Миликанта и Луи Конвэя? — спросил Киттеринг.
— Да, знал.
— Вы видели его вечером седьмого числа этого месяца?
— Да, видел.
— Где?
— На его квартире.
— Во сколько это было?
— Около половины восьмого или без пятнадцати восемь вечера.
— Кто еще присутствовал при этом?
— Никого. Были лишь Конвэй, или, как вы его называете, Хогарти, и я.
— Как долго вы там пробыли?
— Приблизительно до двадцати минут девятого.
