Мартин Дэвис - Загадочная птица
Делать мне все равно было нечего, и я решил позвонить по этому номеру. После четырех гудков ответил мужской голос.
— Извините, — начал я, осознавая, что не придумал никакого предлога, — это Берт Фокс?
— Да. — Голос хриплый, но приветливый.
— Моя фамилия Фицджералд. Я провел сегодня день в архиве графства, и сотрудница посоветовала обратиться к вам. Очевидно, вы сумеете мне помочь.
— Это, наверное, Тина. Я рассказывал ей о своей работе. Кого именно вы ищете?
Я сказал, что ищу Мэри Бернетт, которая родилась в Ревсби в 1752 году, а в 1770-е годы жила в Лондоне. Он вежливо выслушал.
— Вряд ли я смогу вам помочь. Ревсби не по моей части.
— Но если вы хотя бы что-нибудь знаете о Бернеттах из Линкольншира, где бы они ни жили, это бы мне очень помогло.
Он подумал.
— Если желаете поговорить, приезжайте. Я дома весь вечер.
Минут через двадцать автобус остановился на перекрестке. Небольшой поселок, дома почти все одинаковые, эдвардианских времен, трехэтажные, из красного кирпича. Садики перед домами окружены темной живой изгородью с вкраплениями ракитника и тиса. С деревьев капало после прошедшего недавно ливня. На подъездной дорожке нужного мне дома стоял старый «форд», другой автомобиль покоился на кирпичах, без колес, в глубине гаража, двери которого были распахнуты.
На пороге появился хозяин. Не знаю, каким я его представлял, но уж точно не таким. Высокий, жилистый, слегка сутулый. Редкие волосы зачесаны назад, образуя длинный серебристый хвостик. Одет в белую мешковатую рубаху без ворота и коричневый замшевый жилет. Лицо испещрено морщинами настолько, что непонятно, улыбается он или хмурится. Руки в пятнах чего-то темного. Чернила или машинное масло.
— Вы интересуетесь Бернеттами? — спросил он, приглашая меня в дом. — Проходите. Я работаю, но разговору это не помешает.
В комнате, куда он меня ввел, на первый взгляд царил хаос. Множество полок и столов были заставлены старинными граммофонами и довоенными патефонами. Повсюду — на столах, на полу — разбросаны винты, заводные ручки, разнообразные металлические предметы. На середине комнаты стояли три старых низких дивана, заваленные пластинками в белых бумажных конвертах. БОльшая часть комнаты находилась в тени. Огромная настольная лампа с меняющимся углом ярко освещала один из столов в центре, где стоял разобранный граммофон.
— Вот такое у меня занятие, — произнес Берт Фокс. — Граммофоны. Знаете, сколько с ними возни? — Он показал на стол. — Вот этот вчера привез один джентльмен из Кента. Садитесь.
Я нашел пустое пространство на диване, достаточное, чтобы втиснуться. Пластинка из стопки на подлокотнике соскользнула мне на колени.
— Семьдесят восемь оборотов, — удивился я. — Большая редкость.
— Конечно. Но сохранились еще ценители подобного звучания. Прослушивают вот на таких аппаратах. — Он обвел рукой комнату.
Я терпеливо ждал, пока Берт Фокс, зажав в углу рта сигарету, закончит небольшую лекцию о влиянии конструкции граммофона на качество звуковоспроизведения.
— Мне сообщили, что вы заняты составлением родословной, — промолвил я, когда появилась возможность сменить тему.
— Да. Это все ради мамы. Ей захотелось. Маме перевалило за девяносто, но она по-прежнему полна жизни.
Пришлось сделать в уме перерасчет его возраста. Я полагал, что Берту под шестьдесят, а он старше. Наверное, за семьдесят.
— Впрочем, не могу сказать, что эта работа доставляет мне удовольствие, — продолжил Берт. — Нудно.
— У вас в семье были Бернетты?
— Со стороны отца. Вначале я сделал все, что касается материнской линии. Это было довольно легко. Они почти все местные. Несложно проследить много поколений.
Я поведал ему о своих трудностях с Мэри Бернетт из Ревсби. Он покачал головой:
— Боюсь, не сумею вам помочь. В той части графства, где Ревсби, наши не жили. Одна ветвь происходит из северных графств, другая — из Линкольна. Мэри Бернетт мне ни разу не попадалась.
— А кто породнился с Бернеттами? Ваш дед?
— Нет. — Берт затянулся сигаретой. — Все произошло много раньше. — Он отошел и вернулся с листом бумаги. — Смотрите. Вверху — это я, родился в 1925 году. Ниже мой отец, затем дед, Мэттью Фокс, родился в 1856 году. Произвел на свет моего отца в возрасте сорока лет. Дальше идет прадед. Этот тоже женился поздно. Так вот, с Бернеттами породнился дед моего деда. Тоже Мэттью.
Алберт Фокс, род. 1925
Генри Фокс, род. 1896
Мэттью Фокс, род. 1856
Джозеф Фокс, род. 1804
Мэттью Фокс, род. 1764
— Вы потратили на это уйму времени, — произнес я. — Чтобы забраться так далеко.
— Нет. Фокс — фамилия короткая, встречается не часто. Не так уж сложно было выбраться из дома и посидеть в архиве пару дней в неделю. Вот с их женами пришлось повозиться. Мой дед, например, женился дважды. И фамилии у его избранниц были очень характерные — Смит и Джонс. Вы представляете?
— Но вам удалось докопаться до всех?
— Сделал что смог. — Он стал перебирать детали граммофона на столе.
— Последний в списке, вы сказали, взял в жены женщину с фамилией Бернетт?
— Да, но это не ваша. — Берт затянулся сигаретой. Было ясно, что остальные Бернетты его мало интересуют. Затем он похлопал по списку: — Эти трое, начиная с моего прапрадеда, венчались в одной церкви. Так что проследить было очень легко. А вот мой отец поломал традицию и женился на моей матери в Корнуолле. Она жила там с кузиной. — Он усмехнулся. — Сам я регистрировал брак в бюро записей гражданского состояния Финсбери-Парк. Но вообще за Фоксами проследить легко, они мало переезжали с места на место. В основном фермеры-арендаторы, все из прихода Эйнзби.
Берт опустил голову и не заметил, как я подался вперед.
— Подождите, подождите. — Мой тон заставил его поднять голову. — Вы сказали «Эйнзби»?
— Вот именно. Эйнзби.
— То есть Эйнзби не фамилия, а населенный пункт?
— Да. Небольшая деревня недалеко отсюда.
Я быстро поднялся:
— Если не возражаете, мистер Фокс, я побегу. Нужно кое-что проверить. Очень приятно было побеседовать. Я узнал много полезного.
Наверное, мой неожиданный уход удивил его, но он не подал вида. Проводил меня до двери и смотрел вслед, как я спешу к автобусной остановке. Я с трудом удерживался, чтобы не побежать.
Банкса поразила собственная реакция на ее отъезд. Ни злости, ни обиды, ни раздражения на ее глупость, ни чувства вины, что это из-за него она пошла на такое безрассудство. Ничего.
