Эдмунд Криспин - Шагающий магазин игрушек
— А вы все свое время расходуете на то, что помогаете ему охотиться за убийцами?
— Я? — Кадогэн неожиданно хихикнул. — Нет, боже сохрани. Это смешно.
— Что смешно?
— Вчера вечером, только вчера вечером я жаждал приключений, волнений и тому подобного лишь бы отдалить приближение старости. Гете сказал, что надо быть очень осторожным в своих желаниях, потому что они могут сбыться. Как он был прав! Я хотел избавиться от скуки, и боги поймали меня на слове.
— Никак не думала, что вы ведете скучную жизнь.
— К сожалению, это так. Вижу одних и тех же людей, делаю одно и то же. Пытаюсь делать то, что люблю и за что мне заплатят чуточку больше.
— Но вы знамениты, — возразила Виола. — Профессор Фэн сказал это. А я вспомнила, где видела ваше лицо раньше. В «Радио таймс».
— А, — произнес Кадогэн без особого энтузиазма. — Было бы лучше, если бы они не печатали таких портретов, не спросясь. Я там похож на мистика, пытающегося наладить связь с неведомым миром, страдающего к тому же несварением желудка.
Виола улыбнулась.
— Я до сих пор не могу себе представить, что вы пишете стихи. Это потому, что вы такой простой, с вами легко.
— Знаете, вы меня обрадовали, а то я боялся, что вырождаюсь в «обыкновенного прядильщика слов, подобно червяку».
— Ну вот, вы все портите, когда так говорите.
— Простите. Это была цитата об Александре Попе.
— Мне наплевать, о ком эта цитата. Нехорошо с вашей стороны цитировать то, что я не понимаю. Это то же самое, что говорить с кем-нибудь на языке, которого он не знает.
— О, господи! — Кадогэн искренне огорчился. — Честное слово, это просто привычка. Но ведь было бы гораздо хуже, если бы я говорил с вами, как с ребенком.
Виола продолжала свою мысль о том, что Кадогэн не похож на поэта.
— Вы должны иначе выглядеть!
— Почему? — спросил Кадогэн. — Нет никаких причин, чтобы поэты выглядели как-то особенно. Вордсворт был похож на лошадь, Честертон — вылитый Фальстаф, Уитмен — сильный и волосатый, как золотоискатель. Фактически «поэтического типа» не существует. Чосер был государственным служащим, Сидни — солдатом, Вийон — вором, Марвелл — членом парламента, Бернс — крестьянским парнем, Хадеман — профессором. Можно быть любым человеком и все же быть поэтом. Поэт может быть чванливым, как Вордсворт, или скромным, как Харди. Богатым, как Байрон, или бедным, как Фрэнсис Томпсон, верующим, как Каупер, или язычником, как Кэрью. Не важно, во что он верит. Шелли верил во все бредовые идеи, какие только существовали. Китс не верил ни во что, кроме священной сердечной привязанности. И держу пари, милая Виола, что вы могли бы встречать Шекспира по дороге на работу каждое утро в течение двадцати лет, ни разу не обратив на него внимания… Боже милостивый, получилась настоящая лекция.
— А все-таки у поэтов должно быть что-то общее!
— Конечно. Все они пишут стихи. Но хватит об этом. Я вам, вероятно, наскучил.
— Чудак, — Виола ущипнула его. — Мне очень интересно.
Они замолчали, прислушиваясь к шуму дождя, барабанившего по крыше.
— По-моему, вам надо жениться, — сказала Виола после долгой паузы. — Ведь вы не женаты?
— Нет. Но почему такой странный рецепт? Почему мне надо жениться?
— Чтобы кто-то присматривал за вами, развлекал вас, когда у вас мрачное настроение.
— Может быть, вы правы, — ответил Кадогэн. — Хотя сомневаюсь. Я за всю свою жизнь был по-настоящему влюблен только один раз, и было это сто лет назад.
— Кто она? — спросила Виола и быстро добавила: — Нет, я не должна быть такой любопытной. Вам, наверное, неприятно говорить об этом.
— О, абсолютно ничего не имею против, — весело сказал Кадогэн. — Все это давно уже быльем поросло. Ее звали Филлис Хьюм, она была актриса — черные волосы, огромные глаза, великолепная фигура. Но если бы мы поженились, наша жизнь была бы сплошным адом. Мы оба злостные эгоисты и могли выдерживать друг друга только в малых дозах. Если нам случалось провести вместе неделю, мы грызлись, как псы.
— Вся беда в том, — сказала Виола, — что вы плохо знаете женщин.
— Правда, плохо, — согласился Кадогэн. — Но поскольку я не собираюсь жениться, меня это мало тревожит. Вот с вами, Виола, дело обстоит хуже…
— О?
— Очень многие захотят теперь жениться на вас.
— Благодарю за комплимент, но почему?..
— Потому что вы. Виола Карстерс, невероятно богаты.
Она подскочила.
— Вы думаете, что я все же получу это наследство?
— Не вижу причин, почему бы и нет.
— Но… э… не знаю… ведь мисс Тарди предъявила права. И это все ее.
— Не думаю. У нее нет никого, ни близких, ни дальних родственников. Миссис Уитли, ее единственный близкий друг, совершенно точно сказала, что у мисс Тарди никого нет — и вы должны получить деньги.
— О, воскликнула Виола, — я буду очень осторожна!
— Только не будьте чересчур осторожны!
— То есть?
— Если чрезмерно бояться и не доверять людям, вы рискуете остаться старой девой.
— Ну, не настолько же я глупа, но никак не могу поверить, что у меня такая куча денег. Что бы вы сделали, если бы они были ваши?
— Уехал бы в Италию, чтобы спастись от английской зимы,— моментально ответил Кадогэн, — и устроил бы у себя хорошо укомплектованный винный погреб. А вы что будете делать?
— Куплю коттедж и найму служанку для мамы. Накуплю гору платьев, туфель, мехов. И машину. Сначала поеду в Лондон, потом в Париж, потом… в разные места… — У нее больше не хватило воображения, и она добавила, рассмеявшись: — Но до тех пор, пока не получу денег, буду работать у Леннокса.
Кадогэн вздохнул:
— Да, этот сумасшедший день принес вам огромное состояние. А что он принес мне?
— Приключения. — не без ехидства ответила Виола. — Волнения. Ведь вы жаждали именно этого?!
Кадогэн встал и прошелся по беседке.
— Да, именно этого. Но с меня уже хватит. Дайте мне взамен волнений хорошую прогулку за городом по холмам и полям. Теперь я склонен думать, что для меня достаточно волнующим приключением может стать момент, когда я утром открываю занавеси на окнах и смотрю, какая погода. Понимаю, что это звучит по-стариковски, но в конце концов я ведь уже не молод, и от этого никуда не денешься, а после сегодняшних приключений я даже рад этому. Человек среднего возраста знает, что для него важно и нужно. Все это дело, для меня по крайней мере, — сплошная бессмыслица и отныне я решил беречь свою энергию для вещей значительных. Если когда-нибудь меня будут соблазнять рекламные плакаты кругосветных путешествий, я шепну себе «Шерман». Как только увижу газетные заголовки о международных преступниках, скажу себе «Россетер». И вообще я дня через два вернусь в Лондон и начну опять работать, хотя у меня есть кошмарное предчувствие, что еще не все закончилось в этом деле.
![Дороти Сейерс - Шагающий каприз [Striding Folly] (3 рассказа)](/uploads/posts/books/no-image.jpg)