Эрл Гарднер - Дело о тонущем утенке
– Мне безразлично, какие там существуют косвенные доказательства. Я верю слову отца. У него много недостатков, но он никогда не был лгуном.
– Было бы совсем неплохо, если бы вы сумели убедить в этом полицию.
– Выслушайте меня внимательно, Перри Мейсон! Я не собираюсь тратить время на словесные перепалки с вами. Мне требуются не слова, а дело – результат. Вы ведь не хуже меня знаете, что отец не убивал Рональда Бурра.
– Главное, чтобы в этом не усомнились также двенадцать присяжных заседателей.
– Хорошо, я намерена немедленно начать их убеждать. Сейчас я поеду в полицию, чтобы рассказать, как по вашему совету подбросила утенка в машину Марвина.
– Ну и какой от этого будет толк?
– Это объяснит, каким образом утенок оказался в машине у Марвина, а… а… утенок, которого обнаружили в квартире у Милтера, был на самом деле увезен Марвином с нашего птичьего двора. Ну… если даже предположить…
– А это, разумеется, сразу же укажет на Марвина…
– У Марвина имеется полное алиби.
– Приятно слышать. Алиби на какое время?
– На время совершения убийства.
– Превосходно. Каково же это алиби, если не секрет?
– Ну-у… я не уверена, что у него есть алиби на это время, но он находился в камере предварительного заключения в Лос-Анджелесе, когда был убит Бурр. Поэтому, – добавила она торжествующе, – свидетельство насчет утенка ему ни капельки не повредит.
– Возможно, в данной конкретной ситуации с убийством Бурра и не повредит. Но все равно окажет пагубное влияние на всю его дальнейшую судьбу.
– Каким образом?
– Неужели вы не понимаете? Как только полиция приступит к расследованию, она неизбежно начнет копаться в его прошлом. Они непременно заинтересуются его происхождением, из какой среды он вышел и так далее. Газеты примутся описывать его прошлое и…
– Какое прошлое? Что в раннем детстве он был похищен?
Прищурив глаза, Мейсон выдержал паузу.
– Разве вы не знаете правды, которая скрывается за его мнимым похищением?
– Я… я ничего другого не слыхала…
Мейсон, раздумывая, смотрел в глаза девушки.
– Ваш отец вручил мне старые стенограммы, вырезки из газет и другие материалы. Я привез все эти материалы с собой в ваш дом, потому что намеревался с ними поработать. Во время обеда, когда мы находились в столовой, кто-то проник ко мне в комнату и копался в этих документах.
– Мистер Мейсон, уж не обвиняете ли вы в этом меня?
– Я вообще не имею привычки кого-либо обвинять, не имея на то веских оснований. Я всего лишь ставлю вас в известность, вернее, констатирую факт.
– Я не имею никакого отношения к этой истории. Никакой стенограммы я и в глаза не видела!
– Так вы не знаете истинной истории, скрывающейся за так называемым похищением?
– А есть некая истинная история?
– Есть.
Лоис, казалось, была озадачена. Она в некотором замешательстве пробормотала:
– Единственное, что мне известно, – это рассказ матери Марвина перед кончиной…
– Он был ложью. Я бы сказал, благородной ложью, целью которой было обеспечить счастье ее единственному сыну. Миссис Эйдамс знала, как Марвин любит вас. Знала она также и то, что ваш отец из тех людей, которые постараются узнать решительно все про семью своего будущего родственника… Понимала, что как только он примется наводить справки, то непременно набредет на одну неприятную историю…
– Какую?
После того как Мейсон сообщил все известное ему по делу об отце Марвина, Лоис ощущала себя так, словно ее отхлестали по лицу. Мейсон тем не менее продолжал:
– Ваш отец не собирался вам ничего рассказывать до тех пор, пока у него не рассеются сомнения в виновности Хораса Эйдамса, чтобы потом… предъявить вам ультиматум.
– Как это?
– Он намеревался запретить вам иметь что-либо общее с Марвином Эйдамсом… видеть его, писать ему, разговаривать с ним, даже по телефону.
– Меня совершенно не волнует, что сделал отец Марвина. Я люблю Марвина, понимаете ли вы меня, мистер Мейсон? Я люблю его, и только его!
– Я-то понимаю, но сомневаюсь, чтобы это устраивало вашего отца.
– Но это же… это же… мистер Мейсон, вы уверены? Вы абсолютно уверены, что миссис Эйдамс сказала Марвину неправду о его похищении?
– В этом нет никакого сомнения.
– И его отец был уличен в убийстве и… повешен?
– Да…
– Вы говорите, что он был виновен?
– Нет.
– Как нет? Мне показалось, что вы мне сказали, что он виновен!
– Нет, мисс Визерспун. Я сказал, что в протоколах судебного процесса я не мог отыскать доказательства его невиновности.
– Ну… а разве это не одно и то же?
– Нет.
– Почему?
– Прежде всего потому, что мое исследование было ограничено одними протоколами. Во-вторых, я обнаружил кое-какие факты, вроде бы указывающие на его невиновность, но они не могут служить доказательством. Однако я не теряю надежды все… да, все это выяснить. И доказать, что его осудили напрасно. Но это следует и необходимо сделать не на основании старых судебных отчетов, а с учетом тех фактов, которые начинают выявляться в последнее время.
Девушка с мольбой смотрела на адвоката.
– Ох, мистер Мейсон, если бы вам удалось это сделать!
– Но если полиция начнет копаться в прошлом Марвина, она сразу же узнает про это старое дело об убийстве, сообщит всем газетчикам. Поднимется обычная в таких случаях шумиха, что значительно осложнит мою задачу. Но даже если я успешно справлюсь с ней, мои усилия могут оказаться напрасными. Стоит людям вбить себе в голову, что отец Марвина был преступником, убийцей, и никакие опровержения данного факта, которые появятся в тех же газетах через несколько дней или недель, уже не помогут. Все равно за его спиной будет постоянно слышаться шепоток, что, мол, его оправдание всего лишь трюк ловкого адвоката, которого за огромные деньги нанял тесть-миллионер. И Марвин до конца дней своих будет жить под гнетом этих обвинений и подозрений.
– Мне все равно! – запальчиво закричала Лоис. – Я все равно выйду только за него.
– Не сомневаюсь, что вам это действительно все равно. Вы с этим легко смиритесь. Ну а как это воспримет сам Мартин? Как будут смотреть на это ваши дети?
Последовавшее за этим молчание показало, как ее поразила мысль о будущем. И Мейсон решил идти до конца.
– Марвин весьма самолюбив и очень уязвим. Он полон энтузиазма. Стремится собственными силами добиться успеха в жизни. У него не было безоблачного детства, да и в годы учебы он постоянно испытывал нужду. Но невзгоды не сломили его, не приучили к покорности, он человек с характером. В нем есть что-то такое, что дает ему право верховодить. В высшей школе он всегда был вожаком в своей группе. Редактором газеты. Сейчас, в колледже, он пользуется всеобщим уважением и авторитетом… у него много друзей, и он понимает, что все это – только его заслуга. Лишите его всего этого… Не дай бог испытать такое – оскорбительный шепоток за спиной или, скажем, когда вдруг обрывается при его появлении оживленная беседа…
