Найо Марш - Заклятье древних Маори
Песня оказалась короткой и довольно простенькой — однообразная мелодия, сопровождавшая незатейливые слова. Дайкон подумал, что напугать такая песня может лишь того, кто близко знаком с её темой. Лишь в самом финале, когда голос гибнущей в кипящем озере девушки пронзительно зазвенел, Дайкона на мгновение и впрямь охватил леденящий ужас. Тягостное впечатление, оставшееся после исполнения песни, не смогли развеять ни танцоры, ни чревовещатель, ни вундеркинд, ни певица, пытавшиеся развлечь публику.
Гаунт предупредил, что хотел бы выступать последним. С торжественностью, которую Дайкон счёл нелепой, актёр предложил Барбаре самой сделать выбор, и девушка тут же попросила, чтобы он исполнил монолог из «Генриха V».
— Тот самый, что вы читали в то утро.
Дайкон сразу сообразил, как Гаунт обхаживал девушку, пока сам он с Саймоном лазал по горам.
«Боже, как это все мерзко», — подумал он.
Впоследствии Гаунт говорил, что передумал и буквально в последнюю минуту решил перенести чтение этого монолога напоследок — ведь публика наверняка вызвала бы его «на бис». Однако Дайкон был убеждён, что на его решение повлияла прозвучавшая песня о трагической смерти девушки. Как бы то ни было, но, начав выступление с монолога Епископа Кентерберийского о Франции, Гаунт переключился на короля Генриха.
«Могу я с чистой совестью, по праву
Потребовать, что мне принадлежит?»
И дочитал до конца:
«Как прадед мой во Францию вторгался,
В страну незащищённую шотландцы
Врывались, как поток в разлом плотины.
Напором буйных полнокровных сил.»[17]
Сам по себе монолог был довольно мрачный, а от мастерского исполнения вообще бросало в дрожь. Когда Гаунт закончил читать, секунду или даже больше в зале стояла гробовая тишина, после чего зрители бешено зааплодировали.
— Замёрзли, должно быть, вот и решили хоть так погреться, — съязвил потом Дайкон в разговоре с Барбарой.
Гаунт, довольный приёмом, поклонился публике и затем исполнил ещё один монолог из «Генриха V» с такой страстью и воодушевлением, что маори в едином порыве повскакали с мест и устроили актёру совершенно неистовую овацию. Пришлось ему «на бис» прочитать и монолог Генриха в английском лагере под Азинкуром.
Сияющий Гаунт сошёл со сцены. Как и для большинства других великих артистов, публика значила для него лишь одно: единая масса, которая должна была влюбиться в него, а уже потом заодно и в Шекспира. Впрочем, так расшевелить аудиторию, до этого в большинстве своём из всей драматургии знакомую в лучшем случае с начальными строками из монолога Гамлета «Быть или не быть…», было и в самом деле геройством.
Руа, расхаживая взад-вперёд, как принято у маори, тепло поблагодарил Гаунта, сначала на родном языке, потом — на английском. Концерт вплотную приближался к торжественному финалу.
— И теперь, — объявил Руа, — «Король»[18].
Однако не успели зрители встать, как на сцену выскочил Квестинг.
Нет смысла приводить его речь целиком. Достаточно сказать, что это было настоящее торжество воинствующей пошлости. Причём пьян Квестинг не был, хотя и мог, как потом выразился Колли, «вот-вот скопытиться.» Он вновь вызвал Гаунта на сцену и заставил добрых четверть часа беспомощно переминаться с ноги на ногу. Мистер Квестинг, по его собственным словам, пытался воздать дань истинному гению, тогда как на самом деле совершенно бессовестным образом рекламировал курорт, используя Гаунта как приманку. Что хорошо для знаменитого Джеффри Гаунта, хорошо для всех — вот к чему он гнул. Честные обитатели Ваи-ата-тапу готовы были провалиться сквозь землю. На глазах у Дайкона самодовольное блаженство на лице Гаунта сперва уступило место негодованию, а затем и слепой ярости. Барбара, с неменьшим ужасом, наблюдала, как закипает её дядя.
Донельзя довольный мистер Квестинг перебрался наконец к пространному заключению. Затем мэр пропел первые строчки гимна, тут же подхваченные всей аудиторией, после чего заждавшаяся публика повалила к выходу — на открытом воздухе всех ждал чай и неимоверное количество яств.
Поспешив к Гаунту, Дайкон застал того буквально клокочущим от ярости. Правда, внешне это проявлялось только в шумном дыхании и подчёркнутой вежливости. В последний раз Дайкон видел его в подобном состоянии во время репетиции сцены боя в «Макбете». Тщедушный актёр, игравший Макдаффа и едва державший в руке меч, так пятился и уклонялся от натиска Гаунта, что в конце концов тот не выдержал и, вконец рассвирепев, молодецким ударом наотмашь рубанул робкого противника, сломав ему ключицу.
Гаунт, не обращая внимания на секретаря, пил чай с молоком и любезничал с Барбарой. К ним приблизился доктор Акрингтон и прерывающимся от бешенства голосом принялся извиняться за Квестинга, не особенно стесняясь в выражениях. Дайкон несколько раз явственно расслышал часто повторяющееся выражение «высечь по заднице». Ему вдруг показалось, что они с Барбарой суетятся и хлопочут точь-в-точь, как пара секундантов рядом с не на шутку распетушившимися боксёрами-профессионалами.
В самый разгар этой весьма оживлённой пантомимы подоспел и её виновник, мистер Квестинг собственной персоной. Привычным жестом воткнув большие пальцы в проймы белого жилета, он принялся раскачиваться на ногах, загадочно поглядывая на Барбару из-под приспущенных век.
— Ну надо же, — промурлыкал он, — какая приятная компания. Все в сборе. Значит, говорите, наша красавица до сих пор не догадывается, кто прислал ей эти подарки? Кто бы мог подумать, а? Тётка, значит, из Индии, да? Ну, дела!
Если Квестинг нарочно пытался привести всех в полное замешательство, то он своего добился. Его слушатели, как один, пораскрывали рты. Наконец Барбара, судорожно сглотнув, выдавила:
— А разве это не тётя… Не может быть…
— Я вовсе ничего не говорю! — вскричал мистер Квестинг, напыжившись от удовольствия. — Могила.
Он подмигнул Барбаре, игриво ткнул доктора Акрингтона в бок и покровительственно похлопал Гаунта по спине.
— Здорово сработано, мистер Гаунт. Немного сложновато, по-моему, но им понравилось. Да, я не скучал. Я ведь, знаете ли, и сам в своё время выступал. Анекдотцы там, байки всякие. — Он подмигнул актёру и вдруг, заметив рядом Руа, продолжил тем же тоном: — Молодчина, Руа. Ваши ребята на славу поработали. Ещё увидимся.
Заприметив мэра, он поспешил к нему, насвистывая под нос мелодию песни смерти. Гаунт проводил его испепеляющим взглядом и процедил какое-то непечатное выражение.
Положение спас Руа. Так, во всяком случае, решил Дайкон. Проявив недюжинные дипломатические способности, старик сначала заговорил зубы доктору Акрингтону, а потом ухитрился вырвать из цепких лап Квестинга мэра с супругой и представить их Гаунту.
