Агата Кристи - Убийство в Восточном экспрессе
— Нет, я уверена, что никого здесь не знаю, — сказала она наконец.
— Вы в то время были еще подростком… Неужели в доме не было женщины, которая руководила бы вашими занятиями, ухаживала за вами?
— О, конечно, у меня имелось что-то вроде дуэньи, она была одновременно и моей гувернанткой, и Сониным секретарем. Англичанка, точнее, шотландка. Такая рослая рыжеволосая дама.
— Как ее фамилия?
— Мисс Фрибоди.
— Она была молодая или старая?
— Мне она тогда казалась глубокой старухой. Но теперь я думаю, что ей было не больше сорока. Ну а прислуживала мне и следила за моими туалетами, конечно, Сюзанна.
— Кто еще жил в доме?
— Только слуги.
— Вы уверены, мадам, вполне уверены, что не узнаете никого из пассажиров?
— Нет, мсье, — серьезно ответила она. — Никого.
Глава пятая
Имя княгини Драгомировой
Когда граф и графиня ушли, Пуаро поглядел на своих соратников.
— Видите, — сказал он, — мы добились кое-каких успехов.
— Вы блестяще провели эту сцену, — от всего сердца похвалил его мсье Бук. — Но должен сказать вам, что мне и в голову не пришло бы заподозрить графа и графиню Андрени. Должен признаться, что я считал их совершенно hors de combat. Теперь, я полагаю, нет никаких сомнений в том, что Рэтчетта убила графиня. Весьма прискорбно. Надо надеяться, ее все же не приговорят к смертной казни? Ведь есть смягчающие обстоятельства. Наверное, дело ограничится несколькими годами тюремного заключения.
— Итак, вы совершенно уверены в том, что Рэтчетта убила она?
— Мой друг, какие могут быть сомнения? Я думал, что вы так мягко с ней разговариваете, чтобы не усложнять дела до тех пор, пока нас наконец не откопают и не подоспеет полиция.
— Значит, вы не поверили, когда граф поклялся вам своей честью, что его жена невиновна?
— Друг мой, это же так понятно. Что же ему еще оставалось делать? Он обожает свою жену. Хочет ее спасти. Он весьма убедительно клялся честью, как и подобает настоящему дворянину, но все равно это ложь, иначе и быть не может.
— А знаете ли, у меня есть нелепая идея, что это может оказаться правдой.
— Ну что вы! Вспомните про платок. Все дело в платке.
— Я не совсем уверен относительно платка. Помните, я вам всегда говорил, что у платка могут быть две владелицы.
— И все равно…
Мсье Бук умолк на полуслове. Дверь в дальнем конце вагона отворилась, и в ресторан вошла княгиня Драгомирова. Она направилась прямо к их столу, и все трое поднялись. Не обращая внимания на остальных, княгиня обратилась к Пуаро.
— Я полагаю, мсье, — сказала она, — что у вас находится мой платок.
Пуаро бросил торжествующий взгляд на своих собеседников.
— Вот этот, мадам? — и он протянул ей клочок батиста.
— Да, этот. Тут в углу моя монограмма.
— Но, княгиня, ведь тут вышита буква Н, — сказал мсье Бук, — а вас зовут Natalia.
Княгиня смерила его холодным взглядом:
— Правильно, мсье. Но мои платки всегда помечают русскими буквами. По-русски буква читается как N.
Мсье Бук несколько опешил. При этой суровой старухе он испытывал неловкость и смущение.
— Однако утром вы скрыли от нас, что этот платок принадлежит вам.
— Вы не спрашивали меня об этом, — отрезала княгиня.
— Прошу вас, садитесь, мадам, — сказал Пуаро.
Она вздохнула.
— Что ж, почему бы и не сесть.
Она села.
— Пожалуй, не стоит затягивать этого дела, господа. Я знаю, теперь вы спросите: как мой платок оказался в купе убитого? Отвечу: не знаю.
— Вы действительно не знаете этого?
— Действительно.
— Извините меня, мадам, но насколько мы можем вам верить? — Пуаро говорил очень мягко.
Княгиня Драгомирова презрительно ответила:
— Вы говорите так, потому что я скрыла от вас, что Хелена Андрени — сестра миссис Армстронг?
— Да, вы намеренно ввели нас в заблуждение.
— Безусловно. И не задумываясь, сделала бы это снова. Я дружила с матерью Хелены. А я, господа, верю в преданность своим друзьям, своей семье и своему сословию.
— И не верите, что необходимо всячески способствовать торжеству справедливости?
— Я считаю, что в данном случае справедливость, подлинная справедливость, восторжествовала.
Пуаро доверительно склонился к княгине:
— Вы должны войти в мое положение. Могу ли я вам верить, даже в случае с платком? А может быть, вы выгораживаете дочь вашей подруги?
— Я поняла вас, — княгиня невесело улыбалась. — Что ж, господа, в случае с платком истину легко установить. Я дам вам адрес мастерской в Париже, где я всегда заказываю платки. Покажите им этот платок, и они тут же скажут, что он был изготовлен по моему заказу больше года назад. Это мой платок, господа. — Она встала. — У вас есть еще вопросы ко мне?
— Знала ли ваша горничная, мадам, что это ваш платок, когда мы показали его ей сегодня утром?
— Должно быть. Она его видела и ничего не сказала? Ну что ж, значит, и она умеет хранить верность. — Слегка поклонившись, княгиня вышла.
— Значит, все именно так и было, — пробормотал себе под нос Пуаро. — Когда я спросил горничную, известно ли ей, чей это платок, я заметил, что она заколебалась, не знала, признаться ли, что платок принадлежит ее хозяйке. Однако совпадает ли этот факт с моей основной теорией? Пожалуй, совпадает.
— Устрашающая старуха эта княгиня, — сказал мсье Бук.
— Могла ли она убить Рэтчетта? — обратился к доктору Пуаро.
Тот покачал головой:
— Те раны, что прошли сквозь мышцы, — для них нужна огромная сила, так что нечего и думать, будто их могло нанести столь тщедушное существо.
— А легкие раны?
— Легкие, конечно, могла нанести и она.
— Сегодня утром, — сказал Пуаро, — я заметил, что у княгини сильная воля, чего никак не скажешь о ее руках. Это была ловушка. Мне хотелось увидеть, на какую руку она посмотрит — на правую или на левую. Она не сделала ни того, ни другого, а посмотрела сразу на обе. Однако ответила очень странно Она сказала; «Это правда, руки у меня слабые, и я не знаю, радоваться этому или огорчаться». Интересное замечание, не правда ли? Оно лишний раз убеждает меня в правильности моей версии преступления.
— И тем не менее мы по-прежнему не знаем, кто же нанес удар левой рукой.
— Верно. Между прочим, вы заметили, что у графа Андрени платок торчит из правого нагрудного кармана?
Мсье Бук покачал головой. Он был по-прежнему сосредоточен на потрясающих открытиях последнего получаса.
— Ложь… и снова ложь, — ворчал он, — просто невероятно, сколько лжи нам нагородили сегодня утром.
— Это лишь начало, — жизнерадостно сказал Пуаро.
— Вы так думаете?
— Я буду очень разочарован, если обманусь в своих ожиданиях.
