Леонид Шифман - Побег на Альфу Центавра (сборник)
Глава 1. РУТ
– Николь, что там у вас случилось? Судя по грохоту и звону, обещанный кофе я получу нескоро! – услышала я ворчание своего шефа.
– Ничего страшного Генри, – прокричала я из кухни, закончив телефонный разговор и собирая осколки разбившейся чашки, – одной чашкой стало меньше. Как говаривала моя покойная бабушка, жаль, конечно, мой любимый сервиз, но кто сказал, что я не смогу полюбить другой?
Через несколько минут я вернулась в кабинет с двумя чашками кофе.
– Это все из-за моего адвоката..., – попыталась оправдаться я, а заодно и отвлечь Генри от мыслей о моей неуклюжести.
– Какого еще адвоката? – непонимающе спросил Генри.
– Вы уже забыли. Это тот самый, с кем я познакомилась в ресторане в день моего рождения. Он с тех пор иногда вспоминает обо мне, звонит, куда-нибудь приглашает. Вот и сейчас позвонил в неподходящий момент, я как раз наливала кофе. Приглашал, кстати, на вернисаж Джозефа Ламберта, посвященный первой годовщине его смерти. Почти полное собрание его работ, включая картины из частных коллекций.
– Ламберт... Не припомню это имя, впрочем, в живописи я ничего не смыслю.
– Он был достаточно известен при жизни, ну а смерть, как это часто случается с художниками, добавила ему популярности. Несомненно, он входит в американскую топ-десятку. К тому же его творчество еще недостаточно оценено. Так, по крайней мере, считает мой адвокат. Я же не сильно жалую абстрактную живопись, хотя Ламберт скорее использовал ее как фон.
Вот почему для отвлекающего маневра я выбрала именно эту тему? Почему именно в этот день и час мой не слишком настойчивый поклонник вспомнил обо мне и пригласил меня именно на эту выставку? Эти мысли возникли у меня не в тот момент, а значительно позднее, когда этот вернисаж и этот художник надолго стали нашей проблемой и нашей головной болью.
– Понятно. Когда вы идете на вернисаж? – как бы между прочим спросил меня шеф.
– О чем вы говорите, Генри? Разумеется, не раньше, чем мы сдадим проект, – как можно убедительней ответила я.
– Спасибо, Николь, я ждал от вас именно этого ответа. Давайте продолжим. На чем мы остановились?
Но вникнуть в программу нам не удалось. Звонок в дверь прервал наши занятия. На пороге стояла миловидная девушка лет двадцати двух. Скромно, но со вкусом одетая, ни грамма косметики на лице, она с первого взгляда вызывала расположение к себе. Тот случай, когда скромность и вправду украшает. Глядя на ее слегка воспаленные глаза, я подумала, что она не спала эту ночь или проплакала весь день. Как выяснилось чуть позже, оба предположения оказались верными. Я усадила девушку в кресло для посетителей и принесла ей воды, так как от кофе она отказалась.
– Меня зовут Рут Корио, – представилась наша гостья, – Я работала у художника Джозефа Ламберта. Вам известно это имя?
– Конечно, мне о нем много рассказывали, – важно сказал Генри, а я с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться. Не хватало еще, чтобы он начал рассуждать о его творчестве.
– Это хорошо, – сказала Рут. – Тогда вам должно быть известно, что он скоропостижно скончался год назад.
– Да, мы в курсе, – прервала молчание я, так как девушка умолкла и достала из кармашка, искусно вшитого в широкий пояс ее юбки, носовой платок.
– Вчера я была на его вернисаже, – приведя себя в порядок и тяжело вздохнув, продолжила рассказ Рут, – и была потрясена, увидев там три картины, которые, я уверена, Джозеф не писал.
– Не писал? Но позвольте, это его персональный вернисаж, как я понимаю, посвященный годовщине смерти, – воскликнул Генри.
Пальцы его рук исполнили чечетку на столе, чуть не смахнув на пол чашку. Две чашки в день – явный перебор. По этому танцу я определила степень нетерпения моего шефа.
– Да, именно так. Но эти картины не его, – твердо повторила Рут.
– Почему вы так решили? – спросила я.
– Я знаю все картины, написанные Джозефом за время моей работы у него. Я приходила к нему два раза в неделю, убирала дом, готовила еду, стирала... В его мастерской я лишь подметала, Джозеф очень боялся, что я нечаянно поврежу его картины. Он очень любил рассказывать о картинах, над которыми работал. Именно благодаря ему, я стала интересоваться живописью. Он был всегда так добр ко мне... – Рут снова умолкла. Ее лицо покрыл легкий румянец.
– Скажите, ваши отношения с художником оставались только деловыми? – неожиданно, даже для себя самой, спросила я.
Но Рут правильно поняла мой неосторожный вопрос и покраснела еще больше. Однако ответила.
– Не совсем... Можно сказать, что мы были друзьями. Даже больше, но не подумайте ничего плохого. Он действительно несколько раз предлагал мне выйти за него замуж. Но, мне кажется, скорее в шутку, просто под настроение, ну, бывали у него такие минуты. Не уверена, что дело кончилось бы браком, даже если бы я вдруг согласилась.
– А вы могли согласиться? – поинтересовалась я.
– Нет, так или иначе, у меня были совсем другие планы, я изучаю медицину в университете, меня интересует профессиональная карьера. И разница в возрасте тоже играла некоторую роль, хотя именно это меня бы вряд ли остановило. Короче говоря, наши отношения были дружескими. У него не было ни жены, ни детей, и он любил меня скорее, как дочь...
– От чего он умер? – поинтересовался Генри.
– Официальная версия – инсульт, но ему было чуть за пятьдесят, и он никогда не болел. Мне его смерть совсем не казалась естественной. Но следствие пришло к такому выводу. Никаких следов борьбы! Даже не было причин предполагать, что в его квартире в тот день кто-то побывал до меня. Именно я обнаружила его мертвым и вызвала полицию.
– Вам что-нибудь известно о его завещании? – Генри не мог не задать этот вопрос.
– Джозеф его не оставил. Все случилось так внезапно. Но он был совершенно одинок. По-моему, до сих пор не нашли никаких наследников.
– Так вы утверждаете, что три картины на вернисаже не его? – Генри вернулся к главной теме разговора.
– Понимаете, там указан год написания, позапрошлый год – последний год жизни Джозефа. Я не могла не видеть этих картин. Кроме того, мне трудно это выразить, я не специалист, но они производят несколько странное впечатление, хотя, несомненно, это стиль Джозефа.
– Может, это и подделка, но почему это вас так взволновало? – слишком прямолинейно спросил Генри.
– Не знаю даже... Мне почему-то показалось, что это может иметь отношение к его смерти. Сегодня утром я обратилась в полицию, но они не стали меня слушать, кто я такая, чтобы утверждать, что картины не его? И какая связь со смертью художника? Почему полиция должна этим заниматься? Они и направили меня к вам.
– Что?! – вырвалось одновременно у нас с Генри.
