Агата Кристи - Два романа об отравителях
— Нет, она заходила к себе за книгой. Как всегда, никто не помнит, когда именно.
— Это мог сделать любой из студентов, — беспомощно сказала миссис Хаббард.
— Если полагаться только на их слова, то да, однако у нас есть кое — какие дополнительные улики.
Он достал из кармана маленький пакетик.
— Что это? — взволнованно спросила миссис Хаббард.
Шарп улыбнулся:
— Волосы… Патрисия Лейн сжимала их в кулаке.
— Вы хотите сказать, что…
В дверь постучали.
— Войдите! — откликнулся инспектор.
Дверь распахнулась, и на пороге вырос Акибомбо. Его черное лицо расплылось в широкой улыбке.
— Простите, — сказал он.
Инспектор Шарп раздраженно перебил его:
— Да, мистер… м — м… что у вас там?
— Простите, но мне необходимо делать заявление. Чрезвычайно важный заявление, проливающий свет на этот печальный трагедия.
— Хорошо, мистер Акибомбо, — покорно сказал инспектор Шарп, — рассказывайте, я вас слушаю.
Акибомбо предложили стул. Он сел, глядя на обратившихся в слух инспектора и миссис Хаббард.
— Благодарю вас. Я начинаю?
— Да — да, пожалуйста.
— Видите ли, иногда у меня бывает неприятный ощущение в области желудок.
— Ай — ай — ай!
— Меня мутит, как выражается мисс Салли, но в действительности меня не совсем мутит. Я хочу сказать, у меня нет рвота.
Инспектор Шарп с трудом сдерживался, выслушивая эти медицинские подробности.
— Да — да, — сказал он. — Очень вам сочувствую. Но вы собирались рассказать…
— Может, это от непривычная пища. У меня здесь, — Акибомбо точно указал где, — очень наполнено. И еще я думаю, меня мутит потому, что нам дают мало мясо и много… как это говорится… углеродов.
— Углеводов, — машинально поправил инспектор. — Но я не понимаю…
— Иногда я пью маленький таблетка, мятный сода, а иногда порошок для желудок. Что именно — неважно, главное — что из меня сразу выходит много воздуха. — Мистер Акибомбо весьма реалистично изобразил отрыжку. — После этого, — он ангельски улыбнулся, — я чувствую себя гораздо лучше, гораздо лучше.
Лицо инспектора густо побагровело.
Миссис Хаббард повелительно сказала:
— Мы все прекрасно понимаем. Ближе к делу!
— Да. Конечно. Как я говорил, это случалось в начале прошлой недели… я точно не помню. Макароны были очень хорошие, и я очень много кушал и потом чувствовал очень плохо. Я пытался работать для моего преподавателя, но думать, когда здесь, — Акибомбо опять продемонстрировал где, — наполнено, очень трудно. Это было после ужин, и в гостиной была только Элизабет. Я говорю: «У тебя есть сода или порошок для желудок? Мой кончился». А она говорит: «Нет. Но, — говорит она, — я видела у Пат в комод, когда возвращала ей носовой платок. Я тебе принесу, — говорит она. — Пат не будет сердиться». И она ходила наверх и приносила мне пузырек. Почти пустой, сода почти нет. Я говорил «спасибо» и шел в ванную, насыпал в воду почти полный чайный ложка, размешивал и пил.
— Чайную ложку? Чайную ложку! Боже мой!
Инспектор ошалело уставился на Акибомбо. Сержант Кобб изумленно подался вперед. Миссис Хаббард невнятно пробормотала:
— Распутин!
— Вы проглотили чайную ложку морфия?
— Да, потому, что я думал: там сода.
— Ах, конечно… Но почему с вами ничего не случилось?
— Я потом был болен, серьезно болен. У меня не просто была изжога. Мой живот очень, очень болел.
— Не понимаю, как вы вообще остались живы!
— Распутин, да и только, — сказала миссис Хаббард. — Того тоже травили ядом и никак не могли отравить!
Мистер Акибомбо продолжал:
— Потом, когда следующий день мне становилось лучше, я брал пузырек, в котором сохранялась маленькая слой порошка, и ходил к аптекарю. Я хотел знать, что такое я принял, от чего мне становилось так плохо?
— И что он сказал?
— Он сказал, чтобы я приходил позже, а когда я приходил, он говорил: «Ничего удивительного! Это не сода. Это бора… бореный кислота. Вы можете класть его в глаза, но если пить чайный ложка этот бореный кислота, вы заболеваете».
— Борная кислота? — остолбенел инспектор. — Но как она попала в этот пузырек? Черт побери, куда делся морфий? — застонал он.
— У меня голова кругом идет.
— Простите, я продолжаю, — сказал Акибомбо. — Я стал думать…
— Ага, — сказал Шарп. — И что же вы надумали?
— Я думал о мисс Селия и о том, как она умерла; о том, как кто — то после ее смерти входил в ее комната и оставлял пустой пузырек с морфий и маленькая записка, говорившая, что она убила себя.
Акибомбо на мгновение умолк, инспектор ободряюще кивнул.
— И я… я говорил: кто мог это сделать? И я думал, что если это девушка, то это легко, а если парень, то нет, потому что он должен спускаться по наша лестница и подниматься другая, и кто — то может просыпаться и видеть или слышать его. И я думал опять и говорил: предположим, это кто — то в наша половина, но в комнате рядом с мисс Селия… ведь только ее комната соседняя с наша половина, да? У него балкон, и у нее балкон, и она спит с открытый окно, потому что это гигиенично. И следовательно, если он большой, сильный и атлетичный, он может прыгнуть в ее балкон.
— Кто из мальчиков жил рядом с Селией? Кто же, дай бог памяти? — сказала миссис Хаббард. — Ах да, Нигель и…
— И Лен Бейтсон, — закончил инспектор, притрагиваясь к бумажному пакетику. — Лен Бейтсон.
— Он очень хороший, очень, — грустно сказал мистер Акибомбо. — И он мне очень нравится, но мы не можем проникать в глубины человеческой психологии. Разве нет? Так утверждает современная теория. Мистер Чандра Лал очень сердился, когда его бореный кислота для глаз исчезался, а когда я спросил, он сказал, что ему говорили, что бореный кислота брал Лен Бейтсон…
— Значит, морфий, который лежал в ящике Нигеля, заменили борной кислотой, а потом Патрисия Лейн заменила содой то, что она считала морфием, но на самом деле в пузырьке была борная кислота… Так — так… Понимаю…
— Но я вам помог, правда? — вежливо спросил мистер Акибомбо.
— Да, конечно, мы вам крайне признательны. Но, пожалуйста, мистер… м — м… не распространяйтесь больше на эту тему.
— Не беспокойтесь, сэр. Я буду очень осторожным.
Мистер Акибомбо церемонно поклонился и вышел из комнаты.
— Лен Бейтсон! — расстроенно сказала миссис Хаббард. — Ах нет! Нет!
Шарп взглянул на нее:
— Вам грустно думать, что Лен — убийца?
— Да, мне нравится этот паренек. Характер у него, конечно, не сахар, но мне казалось, что он очень хороший мальчик.
