Франк Хеллер - Входят трое убийц
И в самом деле, было ли когда-нибудь на свете существо более странное, чем этот поверженный император, каким его описывали люди из его окружения? Он суеверен, как все итальянцы. Когда во Франции все уже потеряно, он долго колеблется, стоит ли ему бежать в Америку на датском или американском корабле, который готовы предоставить в его распоряжение. Как раз в разгар споров по этому вопросу в его окно влетает птица, которую выпускают на волю, и она летит направо, в ту сторону, где стоит английский крейсер «Беллерофон». «Авгуры сказали свое слово», — молвит император и добровольно сдается англичанам. Он дальтоник — не различает зеленый и синий цвета. Он невероятно болтлив, порой способен рассказывать своей полумертвой от усталости, но почтительно слушающей свите о себе и о своей карьере до трех часов утра. Он охотно играет в вист и шахматы, но не может удержаться, чтобы не сплутовать; если ему везет, он с удовольствием забирает свой выигрыш, но если вдруг обнаруживается, что он передернул, он впадает в неистовство и, вскочив из-за стола, бросает игру. Дни и ночи напролет он диктует свои мемуары и всякого рода прошения; иногда после диктовки остаются такие груды бумаги, что члены свиты, которые не очень-то любят переписывать их набело, отдают надиктованное императором китайским слугам, чтобы те зарыли бумаги в саду…
И Наполеон скучает, смертельно скучает! Проходят дни, проходят годы, а он все строит и строит различные планы: вернуться во Францию, бежать в Америку, добиться освобождения от английского правительства. Верит ли он в эти планы? Едва ли. Главное, чего он ждет от будущего, — чтобы его реабилитировали и сын его стал императором. Но он знает (хотя не хочет этого знать), что и того и другого одинаково трудно добиться.
Что он думает о людях из своего окружения, о людях, которые добровольно последовали за ним в заокеанскую ссылку и уже много лет делят с ним заключение? Ценит ли он их преданность? Убежден ли в искренности их чувств? Куда там! У него слишком много доказательств, что они умеют искусно сочетать идеалы с выгодой. Все они получают отнюдь не маленькое жалованье. Так, Монтолону выплачивают две тысячи франков в месяц — кругленькая по тому времени сумма. Все ищут возможности заработать еще больше, одни требуют подарков, другие хотят быть упомянутыми в его завещании. Стоит ему оказать одному из них какую-нибудь милость, остальные устраивают дикие сцены ревности… И все они, ему это известно, записывают каждое его слово, чтобы потом, после его освобождения или после его смерти, извлечь из этого выгоду. «Стоит мне открыть рот, как начинают строчить перья», — замечает он однажды. А в другой раз, обнаружив очередное доказательство их корыстолюбия, вне себя от ярости кричит: «На острове Святой Елены есть только один бонапартист — это я! А вы, сборище проклятых роялистов, думаете лишь о том, как бы продаться Людовику Восемнадцатому!»
Так что же, неужели он не делает попыток связаться с верными ему людьми в Европе? Конечно, делает — некоторые его попытки засвидетельствованы, насчет других имеются предположения. Не приходится удивляться, что губернатор Хадсон Лоу пребывает в вечной тревоге, как бы его пленник не сбежал, как с острова Эльба. В один прекрасный день из Лонгвуда до Лоу доходит слух, что генерал Гурго, самый вспыльчивый из наполеоновского окружения, поссорился с императором и хочет вернуться домой. Генералу без большого труда дают на это разрешение, потому что Лоу поверил в его враждебные чувства к Наполеону. Но стоило Гурго вернуться в Европу, как он публикует привезенный с собой документ, который вызывает такую бурю, что генералу приходится спешно бежать в нейтральную страну. В другой раз Лоу разрешает уехать ирландскому лейб-медику Наполеона О'Мире — повторяется та же история: стоило лекарю ступить на землю Англии, как он вызвал сенсацию своими «разоблачениями» того, что происходит на Святой Елене… И наконец, Сантини, корсиканец, как и сам император, который так слепо предан Наполеону, что сутками бродит с ружьем в лесах острова, чтобы одним выстрелом убить наповал губернатора, — узнав об этом, император просит не оказывать ему этой медвежьей услуги! Сантини уезжает тоже, но уезжает особенным образом. В его рубашку зашит лоскут шелка с тайным посланием. «При твоей внешности простачка у тебя все получится!» — говорит ему на прощание император. Сторожевой корабль доставляет Сантини в Капстад, где его досматривают, но он благополучно проходит досмотр и прибывает в Лондон, куда привозит послание императора, и оно вызывает бурю в обществе. Кончено. С этого дня каждого уезжающего с острова Святой Елены, как и его багаж, обыскивают сверху донизу. С этого дня каждое отправленное с острова письмо вскрывают и прочитывают. Расходы на содержание двора в Лонгвуде долгое время были предметом споров между Хадсоном Лоу и генералом Бертраном. Но когда Бертран предлагает оплачивать все расходы из собственных средств узника при условии, что тот сможет отправлять запечатанные письма своим адресатам в Европе, Хадсон Лоу ледяным тоном отклоняет это предложение.
— Каждое письмо, каждое сообщение будет проходить через мои руки, — заявляет он. — С контрабандными сюрпризами покончено!
5
Директор банка Отто Трепка, как обычно, сидел в холле отеля, безнадежно ожидая телефонного звонка, когда увидел входящего в отель шведского члена детективного клуба. Взгляд доцента выражал смесь задумчивости с иронией, что немедленно пробудило все дурные стороны характера его датского коллеги.
— Где вы проводите время? — без обиняков поинтересовался Трепка. — По-прежнему штудируете книги в Ницце?
— По-прежнему? А какие у вас основания предполагать, что я вообще штудирую книги в Ницце?
Трепка язвительно рассмеялся.
— Да я собственными глазами видел вас в библиотеке! А что бы там ни говорили, свидетельство очевидца — дело самое верное, тогда нет нужды строить замысловатые теории. Но вы с Эббом, конечно, с этим не согласитесь.
— Наоборот, — дружелюбно отозвался Люченс, — в этом у нас разногласий нет. Но дело не только в том, чтобы видеть, но и понимать, что ты видишь. А в этом пункте нам будет трудно понять друг друга, дорогой Трепка.
Директор банка громко фыркнул.
— Возможно! Во всяком случае, вы, надо полагать, обнаружили изъян в ваших познаниях о погребальных обычаях различных народов, ведь вы штудировали в библиотеке книги именно на эту тему.
— Высшая мудрость состоит в том, чтобы знать, что ты ничего не знаешь. Вы никогда об этом не слышали?
Банкир снова фыркнул.
