Пьер Сувестр - Ночной извозчик
— Друг мой Жюв, — сказал Фандор, следуя своей, на вид несколько странной логике, — по-моему, мы идем по неверному пути, упорно стараясь найти ключ ко всем тайнам в «Пари-Галери». Там нам следовало узнать только одно, и мы это узнали, а именно то, что во всем участвует Фантомас, но больше нам там узнавать нечего. Мы ведь стоим сейчас перед неразрешенной загадкой: какова роль Фантомаса в этих делах? Он ли похитил Раймонду? Или не он? Узнать это можно, во всяком случае, не в «Пари-Галери»… С другой стороны, вы систематически пренебрегаете расследованием появления световых пятен. И вы неправы, это феномен, достойный Фантомаса. А кто нам докажет, что это не связано с другими его поступками? Давайте займемся ими, возможно, это и есть уязвимое место.
Вместо ответа Жюв пожал плечами.
— Чушь! Ерунда!
И ушел.
Но если Жюв не выказал доверия к предположениям Фандора, Фандор, со своей стороны, был слишком упрям, чтобы склонить голову перед скептицизмом Жюва. «Пусть Жюв хоть всю жизнь просидит в «Пари-Галери», — решил он, — а я прогуляюсь в сторону Гренель, проверю рассказы Бузия».
К несчастью, между лучшими намерениями и их выполнением часто встают непреодолимые трудности. Сейчас, когда Фандор стоял на берегу возле баржи «Жанна-Мария», он не знал, как взяться за дело.
«У меня нет никаких оснований, — думал журналист, — и никакого повода для беседы с речниками на борту этой баржи… И так же нет ни малейшего, более или менее благовидного предлога, чтобы расспросить этого юнгу…»
Обычно изобретательный ум Фандора подсказывал ему хитроумные ходы и замыслы расследования. На этот же раз он ничего не мог придумать, ни один план не приходил ему в голову.
Что же делать?
Журналист надел на себя старое тряпье, смутно надеясь смешаться с грузчиками, которые, как он думал, работают на разгрузке баржи, но его постигло разочарование — никаких работ по разгрузке или загрузке не велось. Какой же найти предлог, чтобы подняться на борт, не привлекая внимания?
Фандор, погруженный в печальное раздумье, прошел мимо «Жанны-Марии», унидел пустую палубу и уселся на кромке берега, свесив ноги и устремив глаза в небо.
Яростный ветер гнал тяжелые дождевые облака, готовые вот-вот пролиться дождем, быстро наступала темнота.
«Вот черт, — подумал Фандор, — неужели никто из них не пойдет до вечера за покупками? Юнга, парнишка юнга, сказал мне Бузий, я его сразу узнаю и заговорю о чем попало, будь что будет…»
Фандор был в этот день плохо настроен, угрюм и мрачен; все не ладилось, расследование зашло в тупик; Жюв, по его мнению, шел неверным путем, но сам он тоже не представлял себе, как вести розыск. Минуты пробегали, а он продолжал, по всей видимости, бездействовать, в действительности же напряженно думал.
— Ну поди сюда, старая псина, поди сюда, тащи с собой всех своих блох! Ты, пес, на вид довольно славный малый. Не красавец, конечно, хвост короче, чем следует, уши обвисли, но ты мне по душе пришелся такой, как есть.
Фандор, обернувшись, увидел, что на него пристально смотрит большая собака, не то овчарка, не то дворняга, тощая донельзя, кожа да кости. Журналист любил животных. Он подозвал пса, погладил его и, когда тот доверчиво подставил спину и поднял на него слезящиеся глаза, Фандор продолжал разговор с новым знакомцем.
— Ну что ж, бедолага, — серьезно говорил он, — я-то знаю, что тебе сейчас подошло бы — густая похлебка, верно? Что поделаешь, чего нет — того нет, и не смотри на меня умоляющими глазами, бесполезное дело, у меня ведь даже цыплячьей косточки нет в кармане; и вообще, откуда ты такой взялся, — продолжал Фандор, — чей ты? Ошейника-то нет? Знаешь ли, очень ты смахиваешь на бродягу… Черт возьми! Это некстати. Если у тебя и впрямь нет хозяина, старик, а я тебе, видимо, приглянулся, ты ведь сейчас увяжешься за мной; а я, как бы ни хотел, не могу привести тебя к себе по той простой и убедительной причине, что моя консьержка не терпит в своем доме тебе подобных. Так что, сам понимаешь…
Фандор преспокойно беседовал с несчастной бродячей собакой, всей душой сочувствуя ее беде. Он все гладил ее, почесывал ей голову, а собака в благодарность ласково лизала ему руку.
— Да, конечно! Конечно! — заключил Фандор. — Ты, пес, не красавец, но зато добрый малый, ясное дело…
Внезапно он вздрогнул. Сзади него раздался низкий, суровый голос:
— Ваша собака?
Фандор вскочил на ноги.
— Нет, а что?
Отвечая, журналист рассматривал того, кто заговорил с ним. Странный был вид у этого человека. Он был высок ростом, хорошо сложен, широк в плечах и, по-видимому, крепок, но в то же время, трудно сказать почему, чувствовалось, что он из тех, кого образный язык улицы называет «дурно-мечеными».
Одет он был прилично, но костюм его был черным и плохо скроенным, а котелок был ему явно велик, да он еще нахлобучил его на низкий лоб, вернее, на слишком густые черные брови, сросшиеся на переносице. Глаза его были маленькие, налитые кровью, и мигал он непрерывно. На красном, словно пылающем лице его застыло злобное и хитрое выражение, говорившее о холодной жестокости.
Фандор в один миг все это заметил, заметил также и руки, ухоженные, но удивительно толстые и грубые, руки рабочего человека, но странной была, видимо, его работа. Ногти были в порядке, но очень коротко обрезаны, белья под рукавом не было видно. К тому же на нем были простые башмаки из грубой кожи, на толстой подошве. Что делает этот человек на берегу Сены?
Фандор повторил:
— Почему вы спрашиваете?
Тот пожал плечами и весьма невежливо ответил:
— Чтобы знать… и вообще, не ваше дело!
— Нет, это мое дело, точь-точь как и ваше, — возразил Фандор. — Я разговаривал с собакой, вы мне помешали. Мы с ней отлично ладим, а третий — лишний.
Фандор все это высказал довольно враждебным тоном, с некоторой издевкой, но, собственно говоря, упрекнуть незнакомца было не в чем, разве только в излишнем любопытстве.
— Так бы сразу и сказали, что помешал, — ответил незнакомец. — Однако, вы же меня не знаете?
— Если бы я вас знал, вы, может быть, и не помешали бы мне.
— Это еще вопрос…
Ответ был несколько загадочным, и Фандор собирался предложить незнакомцу пояснить свою мысль, как вдруг собака, до тех пор спокойно сидевшая позади журналиста, прервала их разговор. Она внезапно прыгнула вперед, рыча и скаля зубы, как будто была готова броситься на собеседника Фандора.
— Тихо! Тихо! — сказал незнакомец. — Чертова зверюга! Уже и кусаться готова… — И тихо, как бы самому себе, добавил. — Каков инстинкт у животных-то. — Но тут же он оборвал фразу и опять спросил: — Стало быть, не ваша собака?
