Артур Дойл - Знаменитый клиент
— Это мисс Китти Винтер, — сказал Шинвел Джонсон, представив гостью взмахом своей толстой руки, — что она знает, вот, ну-у, в общем, она сама скажет. Это я ее первым делом отыскал, мистер Холмс, сразу как получил ваши инструкции.
— Да, уж найти-то меня не трудно, — сказала девушка. — Я не вылезаю из лондонских притонов, черт меня побери. Так же, как и Порки Шинвел. Ведь так, Порки, мы же с тобой старые приятели. Но, черт возьми, мистер Холмс, кой-кого не мешало бы упрятать в местечко похлеще нашего, если б была справедливость на свете. Того, за кем вы охотитесь.
Холмс улыбнулся.
— Я вижу наши намерения совпадают, мисс Винтер.
— Я готова сдохнуть, чтобы помочь вам разделаться с ним, — сказала наша гостья с неистовой злобой. На ее белом застывшем лице и в сверкающих глазах отразилась такая глубокая ненависть, на которую бывает способна только женщина. — Вам незачем копаться в моем прошлом, мистер Холмс, никакого проку в этом нет. Но такой, какой я стала сейчас, меня сделал Адельберт Грюнер. Если б я только могла добраться до него, ах, если бы могла отправить его в преисподнюю вслед за его жертвами! — Она потрясла перед собой кулаками.
— Вы знаете, как обстоит дело?
— Порки Шинвел мне все рассказал. Он нашел еще одну глупую дурочку и хочет теперь на ней жениться, ну а вы хотите ему помешать. Вам, наверное, много чего известно об этом негодяе. Ни одна порядочная девушка не пойдет с ним под венец, если она, конечно, в своем уме.
— К сожалению, она не в своем уме. Она его страстно любит. Что бы ей о нем ни говорили, она и знать ничего не хочет.
— И об убийстве говорили?
— Да.
— Э-э, да у нее видать крепкие нервы.
— Она считает, что его оклеветали.
— Да разве нельзя предъявить доказательства?
— А вы сможете помочь нам в этом?
— Помочь вам? Вот если бы я пришла к ней и рассказала, что он со мной сделал…
— И вы пойдете на это?
— Пойду ли я? Конечно, да!
— Что ж, стоит попытаться. Но имейте в виду, что барон рассказал ей почти обо всех своих грязных делах и получил прощение, так что, думаю, леди не захочет возвращаться к этому разговору.
— Я докажу, что он рассказал ей далеко не все, — сказала мисс Винтер. — Я сама мельком видела одно или два убийства, и это если не считать того, что наделало столько шума. Он, бывало, говорил, что кто-то стоит у него на пути, а спустя месяц спокойно смотрел мне в глаза и заявлял, что тот человек умер. Это была не пустая болтовня, нет. Но я почти ничего не замечала, да, да, потому что любила его. Что бы он ни делал, я во всем с ним соглашалась, так же, как эта бедная дурочка. Вот только одна вещь поразила меня. Если бы, черт возьми, его лживый язык не стал тогда оправдываться и утешать меня, я ушла бы от него в ту же ночь. Эта книга, коричневая книга в кожаном переплете с замочком и с его золоченым вензелем на обложке. Думаю, он немного выпил в ту ночь, а то он не показал бы ее мне.
— Что это была за книга?
— Говорю вам, мистер Холмс, что этот человек собирает женщин, как собирают бабочек и мотыльков, да еще гордится этим. Все они, все эти загубленные души — в этой книге. Фотографии, имена, каждая подробность — отвратительная вещь! Ни один мужчина, каким бы подонком он ни был, не смог бы додуматься до такого. Вот какая это книга. Если у него хватило ума, он, конечно, унес ее из дома. Но нет, что об этом говорить, вряд ли она вам поможет, да и как вы ее достанете.
— Где она находится?
— Откуда мне знать, где она теперь? Ведь я ушла от него больше года назад. Но я знаю, где он ее держал. Он же педант и чистюля, так что, может быть, она все еще там, у него в кабинете, в старом бюро. Вы знаете его дом?
— Я был у него в кабинете, — сказал Холмс.
— Вот как? Да вы, я вижу, расторопны, мистер Холмс, если учесть, что взялись за дело только сегодня утром. Может, дорогой Адельберт встретил на этот раз достойного соперника. В холле — где в стеклянном шкафу между окнами хранится китайская посуда — за его столом есть дверь. Она ведет в рабочий кабинет — маленькую комнатку, где он держит свои бумаги и личные вещи.
— Он не боится грабителей?
— Адельберт не трус. Худший враг о нем такого не скажет. Но он хитер. Ночью там сигнализация, да и что там делать грабителям? Разве что забрать всю эту странную посуду.
— Ничего хорошего, — сказал Шинвел Джонсон с видом знатока. — Ни один скупщик краденого не позарится на товар, который нельзя ни переплавить, ни продать.
— Вы правы, — сказал Холмс. — Так вот, мисс Винтер, я хотел бы, чтобы вы зашли ко мне завтра в пять часов вечера, а я к тому времени успею подумать, нельзя ли нам будет как-нибудь повидать леди. Я чрезвычайно признателен вам за участие. Мои клиенты не поскупятся…
— Только не это, мистер Холмс! — воскликнула девушка. — Я помогаю вам не ради денег. Дайте мне втоптать в грязь этого человека, дайте мне наступить на его мерзкое лицо, и я отдам за это все свои сбережения. Вот моя цена. Завтра и когда угодно, пока вы идете по его следу, я буду с вами. Порки скажет, где меня найти.
Я встретился с Холмсом на следующий день, когда он обедал в том же ресторане на Стрэнде. Он только пожал плечами, когда я спросил его, как прошла встреча, а затем описал события минувшего дня. Я привожу его рассказ, слегка смягчив бесстрастное сухое изложение.
— Добиться свидания было нетрудно, — сказал он, — леди упивается тем, что показывает дочернюю покорность в разного рода мелочах, пытаясь искупить свою вину за тот разрыв отношений со своим отцом, который был вызван ее помолвкой. Генерал известил меня по телефону, что все готово к нашему приходу, и в это время, как и было условлено, подоспела мисс Винтер, так что в половине шестого кэбмен высадил нас на Беркли-сквер 104, около дома, где проживает старый солдат. Это одна из тех ужасных лондонских построек, на фоне которых даже церковная архитектура кажется фривольной. Лакей провел нас в гостиную, завешенную желтыми гардинами, где нас ожидала леди: скромная, замкнутая, такая же непоколебимая и далекая, как вершина заснеженной горы.
Не знаю, как вам описать ее, Ватсон. Быть может, вам удастся увидеть ее до того, как мы закончим это дело, и вы составите о ней собственное мнение. Она наделена какой-то неземной красотой, свойственной людям, безумно преданным своим идеалам, чей разум оторван от мирских забот. Такие лица я видел на картинах средневековых мастеров. Не могу себе представить, как этот негодяй мог касаться ее своими гнусными лапами. Он и она — две крайности: животное и добродетель, пещерный человек и ангел. На вашей памяти еще не было более грязного дела.
Конечно, она знала, зачем мы пришли. Барон Грюнер не терял времени даром и успел отравить ее сознание и настроить против нас. Я думаю, приход мисс Винтер озадачил ее, но, тем не менее, она не подала виду и знаком предложила нам сесть, как преподобная аббатиса указывает свое место двум прокаженным попрошайкам. Если вы когда-нибудь вздумаете заважничать, мой дорогой Ватсон, навестите мисс Виолетту де Мервиль.
