Найо Марш - Смерть после бала
Бриджит называла его Барт, что не было ему неприятно, но время от времени он перехватывал ее ироничный взгляд, и это ему не очень нравилось.
В то утро он вошел в комнату с выражением, снисходительного долготерпения на лице, держа под мышкой свежий номер «Таймс». Он поцеловал жену, любезно поприветствовал мисс Харрис и, приподняв брови, взглянул на падчерицу.
— Доброе утро, Бриджит. Я думал, ты еще в постели.
— Доброе утро, Барт, — сказала Бриджит. — С чего вы это взяли?
— Тебя не было за завтраком. Тебе не кажется, что было бы внимательнее по отношению к слугам, если бы ты сначала завтракала, а уж потом начинала строить планы на день?
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Бриджит и направилась к двери.
— Что вы собираетесь сегодня делать, дорогая? — спросил сэр Герберт, с улыбкой обратившись к жене.
— О, столько забот! Предстоящий бал… Мы как раз с мисс Харрис подсчитываем расходы.
— Да? — пробормотал сэр Герберт. — Я уверен, что мисс Харрис великолепно справляется с цифрами. Каков же ваш приговор, мисс Харрис?
— Вы насчет бала, сэр Герберт? — Мисс Харрис взглянула на леди Каррадос, которая ответила ей нервным кивком. — Около тысячи фунтов.
— Бог мой! — воскликнул сэр Герберт и выронил из глаза монокль.
— Видите ли, дорогой, — поспешно заговорила его жена, — у нас просто никак не получается меньше. Даже учитывая, что Артур одолжит нам свой дом. А если мы подадим шампанское в бар…
— Я не вижу ни малейшей необходимости подавать шампанское в бар, Ивлин. Если этим молокососам не хватает того, что они выпивают в столовой, могу сказать только одно — они пьют слишком много! Должен заметить, — продолжал сэр Герберт с видом человека, сделавшего неожиданное открытие, — я не понимаю эту современную молодежь. Слишком много играют, слишком много пьют, и никаких целей в жизни — взгляните хотя бы на молодого Поттера!
— Если вы имеете в виду Дональда Поттера, — угрожающе начала Бриджит, — то должна…
— Бриджи! — остановила ее мать.
— Ты отклоняешься от темы, Бриджит, — сказал ее отчим.
— Я?!
— Я хотел сказать, — продолжал сэр Герберт, бросив на жену мученический взгляд, — что теперешняя молодежь хочет слишком многого. Шампанское на каждом шагу…
— А что… — начала было Бриджит.
— Просто это избавит всех от необходимости… — перебила ее мать.
— Однако, — невозмутимо продолжал сэр Герберт самым любезным тоном, — если вы находите, что можете позволить себе израсходовать тысячу фунтов за один вечер, дорогая…
— Но эти деньги принадлежат не только Донне, — возразила Бриджит. — Они наполовину мои. Папа завещал…
— Бриджит, дорогая, — сказала леди Каррадос. — Завтрак ждет тебя.
— Извини, Донна, — ответила Бриджит. — Ладно.
Она вышла из комнаты. Мисс Харрис подумала, что, может быть, ей лучше тоже уйти, но, казалось, все забыли о ее существовании, и ей не хотелось привлекать к себе внимание. Леди Каррадос быстро заговорила с какой-то странной нервной решительностью:
— Я знаю, что Пэдди хотел бы израсходовать часть этих денег на то, чтобы вывезти Бриджит в свет. Это вовсе не…
— Моя дорогая, — сказал сэр Герберт с ласковым упреком, бросив взгляд на мисс Харрис. — Ну конечно же. Это исключительно ваше с Бриджит дело. Естественно. Мне и в голову бы не пришло вмешиваться. Просто я старый дуралей и лезу ко всем со своими советами. Не обращайте на меня внимания.
В комнату вошла горничная, и леди Каррадос была избавлена от необходимости отвечать на эту удручающую речь.
— Приехал лорд Роберт Госпелл, миледи, и просит узнать…
— Доброе утро, Ивлин, — раздался необычайно высокий голос за дверью. — Это я. Впустите меня!
— Банчи! — с восторгом воскликнула леди Каррадос. — Как замечательно! Входите же!
Пыхтя под тяжестью громадного букета бледно-желтых нарциссов, в комнату неуклюжей походкой вошел лорд Роберт Госпелл.
В тот же день леди Каррадос отправилась с визитом к сэру Даниэлю Дэвидсону в его приемную на Харли-стрит и имела с ним довольно продолжительную беседу.
— Разумеется, я не хочу, чтобы у Бриджит зародилась мысль, будто у меня неладно со здоровьем, — сказала она наконец, с отчаянием глядя в его большие темные глаза.
— Я не могу сказать, что нашел у вас какое-либо конкретное заболевание, — ответил Дэвидсон, разводя своими длинными руками. — К примеру, слабое сердце, легкие или что-нибудь еще в этом роде. Я полагаю, вы не страдаете анемией, хотя на всякий случай мы сделаем анализ крови. Но, — он слегка наклонился и направил на нее палец, — но вы очень устали. Вы слишком устали. Мне, по чести, следовало бы отправить вас в санаторий и заставить вести размеренный образ жизни в течение по меньшей мере трех недель.
— Я не могу этого сделать.
— Вы не можете вывезти свою дочь в следующем году? Или сократить сезон?
— Нет, это совершенно невозможно. Правда. Мой дядя одолжил нам свой дом для приема, у нас уже все спланировано. Если я вздумаю отменить в последнюю минуту все приготовления, это доставит еще больше хлопот. Со мной все будет в порядке, просто иногда мне кажется, что в голове у меня студень вместо мозгов. Дрожащий студень. У меня бывают странные приступы головокружения. И я никак не могу перестать беспокоиться по любому поводу.
— Понимаю. Так что же насчет бала? Надо полагать, вы совсем вымотали себя?
— Я препоручила все это своему секретарю и Даймитри. Надеюсь, вы будете у нас. Я пришлю вам приглашение.
— Премного благодарен, но я предпочел бы, чтобы вы отказались от этой затеи.
— Право же, я никак не могу.
— Есть ли у вас какие-нибудь особые причины для беспокойства?
Последовала длительная пауза.
— Да, — сказала Ивлин Каррадос, — но я не могу вам об этом рассказать.
— Ну что ж, — сэр Даниэль пожал плечами. — Les maladies suspendent nos vertus et nos vices[2].
Она поднялась, и он тут же вскочил на ноги, словно она была членом королевской семьи.
— По этому рецепту вам срочно приготовят лекарство, — сказал сэр Даниэль, пристально глядя на нее. — И, пожалуйста, я хотел бы еще раз видеть вас. Надо полагать, вы не захотите, чтобы я нанес вам визит домой?
— Нет, пожалуйста. Лучше я приду сюда.
— C'est entendu[3].
Леди Каррадос вышла из комнаты, втайне сетуя на излишнюю эксцентричность его манер и мечтая поскорее добраться до своей кровати.
Агата Трой расправила плечи, сдвинула чуть набок свою элегантную новую шляпку и вошла в Уилтширскую галерею на Бонд-стрит, где проходила ее авторская выставка. Эти ежедневные дежурные визиты на свои выставки всегда крайне смущали ее. Посетители чувствовали себя обязанными сказать ей что-нибудь о ее картинах и никогда не знали, что именно, а она никогда не могла найти нужных слов для ответа. Ее неловкое молчание все ошибочно принимали за проявление высокомерия. Как большинство художников, она отличалась исключительным косноязычием, когда речь заходила о ее творчестве. Заумные комплименты, которыми осыпали ее критики, приводили Трой в замешательство. Ее даже меньше пугали банальности людей непосвященных, хотя и на них она никогда не могла найти подходящего ответа.
