Морис Леблан - Канатная плясунья
Доротея, напрягая все силы, пыталась вырваться.
— Ах, так! Ну нет, моя милая! Упрямство к добру не приведет. Дай мне твои губы, слышишь ты, дай! А не дашь — за это расплатится Монфокон… Покорись добром, или ты увидишь, какого цвета мозги у твоего капитана.
Силы Доротеи иссякали. Она была близка к отчаянию. Наступал конец. Не смерть, но хуже смерти.
И в эту последнюю отчаянную минуту Доротея увидела, что на верху противоположной стены появился какой-то странный узкий и длинный предмет. Что это? Ах, ведь это Кентэн! Он взял у вдовы Амуру старое ружье. Он не стреляет, потому что из этого ружья стрелять невозможно. Оно годится только для того чтобы напугать. Прекрасно! Эстрейхер рано торжествовал победу. Победитель не он!
Вместо отчаяния на лице Доротеи появилось выражение такой уверенности, что с Эстрейхера сразу схлынул весь пыл. А когда Доротея рассмеялась, он совсем опешил и опустил руки.
— Что ты опять смеешься?
— По той же причине: вам спасения нет.
— Фу, черт! Кажется, и ты сошла с ума, как Жюльетта Азир.
— Нет. Я не сошла с ума. Все точно так же, как в Мануаре. Там Рауль, мальчики и полицейские пришли на помощь, и в тот момент, когда вы считали себя хозяином положения, над стеной появилось дуло ружья. Вы помните? Так и здесь. Ружья направлены на вас.
Эстрейхер растерялся. И вдруг Доротея властно приказала:
— Оглянись, мерзавец… Посмотри на их ружья. Ты под прицелом. Одно мое слово, и в твоей груди окажутся пули. Оглянись же!
Это была последняя четверть минуты. Эстрейхер оглянулся и увидел дуло ружья.
— Руки вверх, негодяй! Или тебя уложат на месте, как собаку! — крикнула Доротея и, ловко воспользовавшись замешательством Эстрейхера, выхватила у него из кармана револьвер. Вытянув руку и целясь в лоб Эстрейхеру, она презрительно процедила сквозь зубы:
— Идиот! Я же говорила, что тебе спасения нет.
Глава 17. Предсказание сбылось
Вся эта сцена длилась не дольше минуты, и за одну минуту положение резко изменилось.
Поражение превратилось в победу. Правда, Доротея понимала, что такого пройдоху, как Эстрейхер, надолго одурачить нельзя. Но все же надо идти на все, чтобы его захватить. А захватить окончательно возможно, только если удастся держать его в страхе до освобождения Вебстера, Эррингтона и Дарио.
И вот с апломбом, как будто в ее распоряжении целый воинский отряд, она командовала:
— Эй, вы там, ружья на прицел! Стрелять при малейшем движении! Часть отряда пусть освобождает пленников. Они в башне, направо от входа. Бегом туда!
Часть отряда были Кастор и Поллукс. Кентэн с ними не пошел. Он правильно рассудил, что ему лучше оставаться на месте, растянувшись в амбразуре стены, и по-прежнему наставлять на бандита свое ружье образца 1870 года.
«Вот идут… Входят… Ищут…» — мысленно следила Доротея за детьми.
Она видела, что поза Эстрейхера мало-помалу теряла свою напряженность. Он внимательно смотрел на дуло ружья, прислушиваясь к детским шагам, мало походившим на топот толпы крестьян. Доротея уже не сомневалась, что он уйдет до прибытия остальных членов компании.
Он, впрочем, еще колебался. Но вдруг, решившись, от ярости заскрежетал зубами и опустил руки:
— Не поймаешь! Ведь это все мелкота, да и ружье-то старая железина.
— Буду стрелять!
— Попробуй. Такие, как ты, стрелять умеют только для защиты, а не для того, чтобы убить. Да и что ты выгадаешь, если отдашь меня «в руки правосудия»? Бриллиантов от этого у тебя все-таки не будет. Скорее мне вырвут язык или сожгут на медленном огне, чем я выдам тайну. Бриллианты мои, и я их возьму, как только захочу.
— Еще одно движение — и я выстрелю!
— Может быть, ты и стала бы стрелять, если бы что-нибудь выиграла, а так — нет… Ну, до свиданья! Я ухожу.
Он прислушался.
— Ребята галдят там. Нашли Вебстера с компанией. Пока провозятся с развязыванием, я уже буду далеко. Прощай… Еще увидимся.
— Нет.
— Увидимся. И последнее слово будет все-таки за мной. Сначала бриллианты, потом любовь… Все будет мое.
— Не попадут к вам бриллианты. Если бы я не была в этом уверена, разве я позволила бы вам уйти? Повторяю — спасения для вас нет.
— Это почему же?
— А вот узнаете.
Эстрейхер хотел еще что-то сказать, но так как голоса доносились уже вполне отчетливо, он сорвался с места и, пригибаясь, побежал.
Доротея бросилась было за ним и прицелилась, внезапно решившись стрелять. Но после секундного колебания опустила револьвер.
«Нет, не могу… Не могу… Да и к чему? Все равно отец будет отомщен, когда…»
Она побежала навстречу друзьям. Вебстер, освободившийся первым, мчался ей навстречу. Подбежали Эррингтон с Дарио.
— Где он?
— Убежал.
— Как! У вас револьвер и вы все-таки выпустили его?
— У вас не хватило духу убить его, да?
— Не смогла.
— Каналью?! Убийцу?! Ладно, за это дело возьмемся мы… Бежим, друзья!
Но Доротея загородила им дорогу.
— Ведь он не один. Там их пять или шесть человек. У всех ружья…
— Ну и что же? — сказал американец. — В револьвере семь патронов.
— Пожалуйста, не надо, — умоляла Доротея, боявшаяся за исход неравной борьбы. — Прошу вас… Да и все равно поздно, так как теперь все уже в лодке.
— Это мы увидим.
И трое молодых людей понеслись в погоню. Она хотела присоединиться к ним, но за ее юбку уцепился Монфокон.
— Доротея! Доротея, не уходи… Я боюсь.
Увидев милого капитана, она больше уже ни о чем не думала и, присев, взяла его себе па колени и начала утешать:
— Не плачь, бедный мой капитан… Все уже кончилось… Этот гадкий человек больше не придет. А ты сказал спасибо Кентэну, Кастору и Поллуксу? Где бы мы теперь были, дорогой мой, без них?
Она нежно поцеловала всех трех мальчиков. Кентэну такая награда давалась впервые.
— Да. Что бы теперь с нами было? А каков фокус с ружьем, Кентэн? Ведь ты прямо талант, дружище!.. Дай я тебя еще раз поцелую. Каким образом вы до нас добрались? Я заметила, что ты по пути бросал камни, ветки. Почему вы пошли по берегу, а не прямо на полуостров?
Кентэн, гордый похвалами и растроганный поцелуями, отвечал:
— Видишь ли, мы там на берегу нашли маленькую лодчонку и спустили ее в воду. Хоть и трудно было грести, но мы все-таки кое-как, часа через полтора, доплыли и высадились недалеко отсюда. Сначала не знали, куда идти, но потом случайно Кастор услыхал чей-то голос. А когда я узнал голос Эстрейхера, все стало ясно.
— Ах, дети мои! Милые мои дети!
Новый поток поцелуев полился направо и налево.
