Гилберт Честертон - Исчезновение принца. Комната № 13
– Удачи, – не особенно приветливо сказал он. – И не переходи через Альпы[22] снова.
– Со скалолазанием я завязал, – ответил Джонни.
С начальником тюрьмы он уже попрощался, и теперь единственное, что напоминало ему о мрачной тюремной жизни, был один из надзирателей, который сопровождал его до железнодорожной станции. Поезда нужно было подождать, поэтому Джонни, чтобы не терять зря время, попытался добыть какие-нибудь интересующие его сведения с другой стороны.
– Нет, Джеффа Лега я не знаю, – покачал головой надсмотрщик. – Со стариком встречался, он же у нас отбывал и вышел год назад… Ты тогда, кажется, уже тоже был здесь, Грей?
Джонни кивнул.
– Выходит, мистер Джефф Лег Альпы еще не переходил? – хмыкнув, спросил он.
– Нет. По крайней мере, в нашей тюрьме он не сидел. И в Паркхерсте, и Портланде, насколько я помню, тоже. Я в обеих бывал и слышал, как его там обсуждали. Говорили, что он умный, то есть ему только предстоит тюремную баланду попробовать. Ну что ж, всего доброго, Грей, и смотри, веди себя хорошо!
Джонни пожал протянутую руку. Зайдя в вагон и заняв свое место, он носовым платком стер с ладони последнее соприкосновение с тюремной жизнью.
Прибыв днем на «Паддингтон»[23], он увидел своего слугу с маленьким вислоухим фокстерьером на натянутом, как струна, поводке. Пес начал радостно повизгивать задолго до того, как Джонни увидел встречающих. Еще секунда, и вот уже собака барахтается в руках хозяина и лижет его лицо, уши, волосы, скуля от счастья. Когда Джонни опустил собаку на платформу, в его глазах стояли слезы.
– Вам пришло много писем, сэр. Будете обедать дома?
Неподражаемый Паркер был настолько сдержан, что можно было подумать, будто он встречает хозяина после вояжа в Монте-Карло.
– Да, пообедаю дома, – сказал Джонни и сел в такси, которое нанял Паркер. Спот запрыгнул за ним.
– Вы без багажа, сэр? – с серьезным видом спросил Паркер.
– Без багажа, – так же серьезно ответил Джонни. – Садитесь рядом со мной, Паркер.
Слуга заколебался.
– Это было бы слишком большой вольностью, сэр, – сказал он.
– Не такой уж большой по сравнению с теми вольностями, которые я терпел последние год и девять месяцев, – ответил Джонни.
Когда автомобиль выехал на унылую Чепел-стрит, осмелевший Паркер поинтересовался:
– Надеюсь, вы не слишком плохо провели время, сэр?
Джонни рассмеялся.
– Не скажу, что это было приятное местечко, Паркер. Тюрьмы редко такими бывают.
– Вы правы, сэр, – согласился Паркер и зачем-то добавил: – Я никогда не бывал в тюрьмах, сэр.
Квартира Джонни находилась на Куинс-гейт. При виде спокойной роскоши своего кабинета у Джонни сдавило в груди.
– Дурак! – вслух обозвал он себя.
– Да, сэр, – Паркер пристыженно опустил голову.
В тот вечер множество людей тайком наведалось в квартиру на Куинс-гейт, и Джонни, после того как принял первого из них, вызвал Паркера в свою маленькую столовую.
– Паркер, мне сказали, что пока меня не было, посещение кинотеатров стало обычным делом даже для солидных господ.
– Я и сам люблю кино, сэр, – признался слуга.
– В таком случае, сходите и поищите сеанс, который заканчивается не раньше одиннадцати, – сказал Джонни.
– В имеете в виду, сэр…
– Я имею в виду, что сегодня вечером я хочу побыть один.
Лицо Паркера вытянулось, но он был хорошим слугой.
– Хорошо, сэр, – сказал он и вышел из комнаты, охваченный горькими думами о том, что за неблаговидные планы вынашивает его хозяин.
Последний гость ушел в половине одиннадцатого.
– С Питером я повидаюсь завтра, – сказал Джонни, швырнув окурок сигареты в камин. – Так вы ничего не знаете об этой свадьбе? Когда она должна состояться?
– Нет, капитан. Я и с Питером едва знаком.
– Кто жених?
– Судя по всему, какая-то шишка… Питер не дурак, он не станет за кого попало дочь отдавать. Я слышал, это какой-то майор канадской армии и очень хороший человек. Питеру проще окучить простофилю, чем кому другому прихлопнуть муху.
– Питер никогда таким не занимался, – категорическим тоном возразил Джонни Грей.
– Не знаю, не знаю, – покачал головой его собеседник. – Простофили рождаются каждую минуту.
– Да, но им еще нужно время, чтобы вырасти. Да и женщины не дремлют, первыми снимают урожай, – улыбнулся Джонни.
Вернувшийся в четверть двенадцатого Паркер застал хозяина перед камином, забитым остатками сожженных бумаг.
На следующий день Джонни добрался до Хоршема чуть позже полудня, и никто из тех, кто видел атлетически сложенного молодого человека, идущего уверенной походкой по главной хоршемской дороге, не мог предположить, что еще каких-то два дня назад он носил арестантскую робу.
Сюда его привело желание в последний раз попытаться отбить у судьбы свое счастье. Чем это закончится, какие доводы он будет приводить – об этом Джонни не задумывался. Для него существовал и имел смысл лишь один довод, но его-то как раз пустить в ход было никак нельзя.
Свернув на Даун-стрит, он увидел два стоящих друг за другом огромных лимузина, и подумал, что за светская встреча может происходить в доме, в который он направлялся.
Мейнор-Хилл стоял чуть в стороне от соседних домов. Это было основательное краснокирпичное здание, стены которого оживлялись вьющимся ломоносом. Джонни не стал входить через парадную, а вместо этого пошел по дорожке, которая, как он знал, вела к большой лужайке за домом, где Питер любит в это время дня погреться на солнышке.
Выйдя на открытое пространство, Джонни остановился. Он увидел опрятную горничную, разговаривающую с пожилым мужчиной, одетым в ливрею дворецкого. Тот стоял, опустив морщинистое лицо, и, судя по сведенным бровям и поджатым губам, очень внимательно прислушивался, хотя она кричала так, что ее вопли услышал бы, наверное, и глухой.
– Я не знаю, в каких домах вы работали и каким людям служили, но если я еще раз застану вас в своей комнате роющимся в моих вещах, я немедленно сообщу об этом мистеру Кейну. Я этого терпеть не намерена, мистер Форд!
– Да, мисс, – хриплым голосом произнес дворецкий.
Джонни знал, что хрипота эта была вызвана не раскаянием или какими-либо другими чувствами. Барни Форд хрипел с детства. Может быть, даже лежа в колыбели, он уже голосил с хрипотцой.
– Если бы вы были вором и хотели что-то украсть, это еще можно было бы понять, – продолжала кипятиться девушка. – Но вас здесь считают уважаемым человеком! Я не стану терпеть всей этой тайной возни и низкого любопытства! Запомните это! Не стану!
– Да, мисс, – прохрипел Барни.
Джонни Грей наблюдал за этой сценой в недоумении. Барни он знал прекрасно. Этот бывший заключенный, бывший вор-домушник и бывший профессиональный боксер сошел с кривой дорожки в то же время, когда и Питер Кейн посчитал для себя целесообразным отказаться от своего опасного ремесла. Его темное прошлое до некоторой степени, можно сказать, искупилось преданностью человеку, чей хлеб он ел и перед которым делал вид, что служит ему, хотя вряд ли когда-либо худший слуга надевал ливрею дворецкого.
