Констан Геру - Замок Шамбла
– А вы, Арзак, — спросил председатель молодого пастуха, — говорили ли вы Пьеру Морену, вашему дяде: «Я знаю то, чего не скажу, даже если бы мне захотели отрубить голову?»
Нисколько не смутившись, Арзак спокойно отвечал:
– Я сказал это в шутку.
– А я воспринял это всерьез, — ответил Пьер Морен.
Председатель снова обратился к Арзаку, убедив его в том, что любая его ложь принимается и что он легко дурачит членов суда.
– Арзак, не говорили ли вы бригадиру Жеранту, который убеждал вас сказать правду: «Я пока еще ничего не могу сказать?»
– Нет, не говорил, — ответил Арзак.
– Говорил! — закричал бригадир Жерант.
– Арзак, — продолжал председатель, спокойствие и внешнее легковерие которого начинали удивлять публику, — не говорили ли вы вашему отцу и Жаку Сулону, что вы боитесь Жака Бессона и его братьев и что все это ничем хорошим не кончится? Не говорили ли вы Гильону: «Ах! Если бы кто-нибудь выстрелил в Марселанжа, он получил бы хорошую награду!» — а бригадиру Полю — что вы бы сказали все, если бы вам дали хорошее место?
На все эти вопросы раздраженный Арзак ответил с гневом и упрямством:
– Нет, нет и нет!
– Знали ли вы, — бесстрастно продолжал председатель, — что Бессон грозил косой господину Марселанжу?
– Я об этом слышал.
– Говорили ли вы вашему дяде, что вы это видели?
– Нет. Как это я мог видеть, когда меня в Шамбла-то и не было?
Терпение председателя истощилось. Устремив на Арзака строгий взгляд и повысив голос, он сказал:
– Вы лжете, вы отпираетесь от всего, что подтверждают многочисленные свидетели. Суд не может принять ваши показания. Еще раз прошу вас, говорите правду.
По этим словам и по тону все поняли, что настал решающий момент, и публика напряженно ждала ответа Арзака. Мари Будон опасалась, что пастух, осознав последствия своей лжи, проявит благоразумие и, прислушавшись к советам судей, отступится и скажет правду, а правда… Служанка бледнела от одной мысли об этом и, затаив дыхание, ждала слов, от которых зависели жизни четырех человек.
– Арзак, — продолжил председатель после некоторого молчания, — говорите правду.
– Это-то я и делаю, — ответил Арзак ясным и твердым голосом. — Я говорю правду.
– Терпение суда, которое вы столь долго испытывали, иссякло! — объявил председатель.
Обратившись к бригадиру Жеранту и его подчиненным, он сказал:
– Жандармы, арестуйте свидетеля!
Подошли два жандарма и положили руки на плечи Арзака. Пастух, не показывая ни волнения, ни страха, ни малейшего желания взять свои слова обратно, вышел с жандармами в дверь, которая вела из зала суда в тюрьму.
XXIV
Графиня с дочерью стояли у окна в течение почти четырех часов, молча глядя на вход в здание суда. Им не оставалось ничего другого, как ждать. Они могли лишь гадать о том, что происходило внутри, трепеща от одной мысли, что скажут свидетели, подкупленные Мари Будон, особенно Арзак, который очень много знал. Наконец после томительного ожидания они увидели, как публика вышла из суда и начала расходиться.
– Я не вижу Мари, — прошептала графиня. — Что же там происходило?
– Не знаю, — сказала госпожа Теодора. — Но люди, кажется, не очень взволнованы.
– Что они говорят? Я прислушиваюсь и ничего не могу разобрать.
Они прислонились к окну, стараясь различить несколько слов.
– Я несколько раз слышала имя Арзака, — проговорила госпожа Марселанж, бросив на мать тревожный взгляд.
– И я тоже, — заметила графиня и мрачным голосом прибавила, хлопнув ладонью по подоконнику: — Негодяй! Он все рассказал!
В эту минуту дверь с шумом открылась и вошла Мари Будон. Графиня подбежала к ней и, схватив ее за руки, спросила дрожавшим от волнения голосом:
– Мари, что случилось?
– Арзак арестован, — резко ответила Мари Будон.
Эта новость произвела на женщин страшный эффект: на несколько мгновений они лишились дара речи.
– Арестован! Арзак! — прохрипела наконец графиня. — Но это значит, что он признался, значит, он арестован как сообщник…
– Если так, то все кончено, все погибло! — пролепетала Теодора.
– Успокойтесь, Арзак ничего не сказал, — возразила Мари Будон.
– За что же он арестован?
– За то, что отпирался от всего.
– Ага! Как лжесвидетель?
– Именно, так что если хорошенько подумать, то этот арест, поначалу меня напугавший, нам на руку, поскольку он доказывает, что Арзак, самый важный и опасный свидетель, продолжает нам верить и пойдет на все, чтобы получить обещанную награду.
– С Арзаком все понятно, а как же другие?
– Другие любят деньги так же, как Арзак, все будут лгать более-менее связно, так что пусть судьи с адвокатами попробуют отыскать хоть малейший след.
– Итак, никто не сказал ничего опасного для нас? — спросила графиня.
– Не могу сказать, чтобы ничего, — ответила служанка с озабоченным видом.
– А!.. Кто же это сказал?
– Маргарита Морен.
– Тетка Арзака?
– Именно она.
– Против кого она давала показания?
– Против своего племянника.
– По какому поводу?
– По поводу цепи Юпитера, которую она нашла в кармане Арзака, при этом она громко обвиняет племянника, что он держал собаку во время убийства.
– Это ужасное свидетельство, Мари… Ах, как оно ужасно! — прошептала пораженная графиня.
– Мы находимся только в начале этой цепи переживаний и страхов, — сказала госпожа Марселанж. — Нам надо потихоньку к этому привыкать. Каждый день мы станем ждать чего-то ужасного. Отныне это наша судьба, и ей надо покориться.
– Тогда зачем оставаться, если мы можем бежать?
– Это было бы постыдно и низко, вы это знаете, матушка, мы этого сделать не можем.
– И чем же закончилось заседание? — поинтересовалась графиня.
– Очень странно. После ареста Арзака один из адвокатов Жака встал и потребовал, чтобы ввиду важности дела слушание было перенесено. Суд с этим согласился.
– Это дает нам время, — произнесла она, и в ее глазах блеснула радость. — А располагая временем и деньгами, можно достигнуть всего.
Это было любимое правило графини, которая верила в безграничную силу золота. Когда она произнесла эти слова, к ней вдруг вернулись вся ее смелость и самоуверенность.
– Послушайте, — сказала Мари Будон после продолжительного молчания, — я долго размышляла о нашем деле и, если хотите, выскажу вам свое мнение.
– Говори, Мари.
– Не будем стараться предвидеть все, что скажут против нас, не станем пытаться опровергнуть показания против Арзака по поводу белого порошка, цепи Юпитера и споров господина Марселанжа с Жаком Бессоном. Мы напрасно потеряем время. Лучше сосредоточим все усилия на том, чтобы доказать, что Жак был здесь вечером первого сентября. Если нам это удастся, то все остальные свидетельства против нас сделаются ничего не значащими.
