Дороти Сэйерс - Где будет труп
— А что?
— Зачем вы заходили в бухту?
— Это мое дело, так?
Суперинтендант сдался.
— Вы можете по крайней мере сказать, видели ли кого-нибудь, идущего вдоль берега между вашим домом и Утюгом?
— Могу. Никого не видал. До без четверти два — точно. А после — не могу поклясться ни что видел, ни что не видел, потому что занимался своим делом, говорю же.
— Вы не видели поблизости другой лодки?
— Нет.
— Очень хорошо. Если ваша память в ближайшие дни прояснится, лучше дайте нам об этом знать.
Мистер Поллок пробормотал что-то нелестное и удалился.
— Его не назовешь милым старичком, — заметил Уимзи.
— Старый прохвост, — сказал суперинтендант Глейшер. — И хуже всего то, что ни единому его слову нельзя верить. Хотел бы я знать, чем он там по правде занимался.
— Может быть, убивал Поля Алексиса? — предположил инспектор.
— Или за мзду доставлял убийцу к месту преступления, — добавил Уимзи. — Это более вероятно. Какой у него мог быть мотив для убийства Алексиса?
— Не стоит забывать, милорд, о тех трехстах фунтах. Знаю — я сам говорил, что это самоубийство, и до сих пор так думаю, но теперь для убийства появился гораздо лучший мотив.
— Это если допустить, что Поллок знал о трехстах фунтах. Но откуда?
— Смотрите, — сказал суперинтендант. — Положим, Алексис хотел покинуть Англию.
— Это и я говорю, — вставил Ампелти.
— И положим, он нанял Поллока, чтоб тот подобрал его где-то недалеко от берега и отвез на яхту или что-то такое. И предположим, что, расплачиваясь с Поллоком, он случайно показал ему остальные деньги. Разве не мог Поллок высадить его на берег, зарезать и удрать с деньгами?
— Но зачем? — возразил Ампелти. — Зачем его высаживать? Проще было бы зарезать его на борту и выбросить тело в море.
— Нет, не проще, — живо откликнулся Уимзи. — Инспектор, вы когда-нибудь видели, как режут свинью? Знаете, сколько крови при этом кругом? Если бы Поллок зарезал Алексиса на борту, пришлось бы адски трудиться, отмывая лодку дочиста.
— Совершенно верно, — сказал суперинтендант. — Но как насчет одежды Поллока? Боюсь, нам не хватает улик, чтобы получить ордер и обыскать его дом на предмет пятен крови.
— С просмоленной штормовки кровь смывается в два счета, — заметил Уимзи.
Оба полицейских мрачно согласились.
— А если вы встанете позади человека и перережете ему горло вот так, то у вас есть шанс не слишком забрызгаться. Убийство это или не убийство, но я уверен, что он умер там, где его нашли. И если только вы не будете против, господин суперинтендант, у меня есть маленькая идея, которая может помочь нам точно узнать, убийство это или самоубийство.
Он опять рассказал о своем предложении. Суперинтендант кивнул.
— Не вижу никаких препятствий, милорд. Не исключено, что-нибудь да выйдет. Если честно, мне и самому пришло в голову нечто подобное, можно сказать. Но я не против, чтобы это считалось идеей вашей светлости. Совсем не против.
Уимзи ухмыльнулся и отправился на поиски Солкома Гарди из «Морнинг стар». Тот, как и ожидалось, восстанавливал силы в баре отеля. Большинство газетчиков к тому времени уже уехали, но Гарди не оставил пост, демонстрируя трогательную веру в лорда Питера.
— Хоть вы и скверно со мной обращаетесь, старина, — сказал он, глядя скорбными фиалковыми глазами в серые глаза Уимзи, — но я чую, у вас в рукаве что-то припрятано, иначе бы вы не слонялись вот так вокруг места преступления. Если только это не из-за девушки. Бога ради, Уимзи, скажите, что это не из-за девушки. Вы же не станете так низко шутить над бедным трудягой-журналистом. Вот что! Если у вас ничего нет, рассказывайте про девушку. Все сгодится, лишь бы история была. «Сын пэра влюблен. Романтическая помолвка» — это лучше, чем ничего. Но мне нужна история.
— Салли, возьмите себя в руки, — ответствовал его светлость, — и не тяните грязные чернильные лапы к моей частной жизни. Немедля оставьте этот злачный притон, сядьте тихонько в холле, и я расскажу замечательную, прелестную историю — вам, и только вам.
— Вот это дело, — просиял Гарди. — Вот чего я жду от старого доброго друга. Никогда не подводи товарища, даже если он всего лишь жалкий журналюга. Noblesse oblige[85]. Я так и сказал остальным паршивцам. «Я верен старине Питеру, — сказал я им. — Ставлю на него. Он не позволит честному трудяге потерять работу из-за того, что не было хорошего материала для газеты». Но эта молодежь — у нее ни напора, ни чутья. Флит-стрит[86] катится к чертям собачьим, туда ей и дорога. Из старой гвардии один только я и остался. Знаю, где водятся новости и как их добыть. Я себе сказал — держись старины Питера, и рано или поздно он даст тебе настоящий материал.
— Чудесный парень! — воскликнул Уимзи. — Да не оставят нас друзья, да льются новости рекою[87]. Вы на ногах-то стоите, Салли?
— Я? — возмущенно воскликнул журналист. — Вы когда-нибудь видели, чтобы газетчик не стоял на ногах, когда у кого-то есть для него материал? Может, трезвость и не мой конек, черт возьми, но ноги меня держат и понесут к моему материалу, а чего же еще человеку нужно?
Уимзи мягко усадил друга за стол в холле.
— Вот, пожалуйста. Запишите это и проследите, чтоб в вашем бульварном листке вышел большой материал. Можете добавить завитушек, если хотите.
Гарди быстро поднял на него взгляд.
— О. Скрытый мотив, так? Не просто по дружбе. Одного патриотизма мало[88]. Ну, была бы новость, да еще если эксклюзив, а мотив в таком случае несу-щест… несуществу… чертово слово… несущест-ве-нен.
— Точно, — сказал Уимзи. — Теперь пишите. «Покров тайны, окутавший кошмарную трагедию на Утюге, становится тем гуще, чем усерднее его стараются сорвать. Казавшаяся на первый взгляд обыкновенным самоубийством, ужасная смерть…»
— Хватит, — перебил Гарди. — Такое я смогу написать, даже если меня ночью разбудят. Мне нужны факты.
— Да-да, но поддайте загадочности. Поехали дальше: «Прославленный сыщик-любитель лорд Питер Уимзи дал интервью нашему специальному корреспонденту в уютной гостиной отеля „Бельвю“».
— Это так важно, что именно в гостиной?
— Важен адрес. Мне нужно, чтобы они знали, где меня найти.
— Понятно. Дальше.
— «…отеля „Бельвю“ в Уилверкомбе. По его словам, полиция все еще упрямо придерживается версии самоубийства, хотя сам он никоим образом не удовлетворен этой версией. Особенно он обеспокоен тем, что, хотя покойный носил бороду и никогда не брился, орудием преступления…»
