Эллери Квин - Тайна Испанского мыса
— Вот и хорошо, — обрадовался инспектор. — Это говорит о вашем здравом смысле, миссис Годфри. Вы не можете ожидать, что подобные вещи надолго останутся в секрете...
— Нет, — холодно кивнула она. — Полагаю, что нет. Это конечно же Тиллер? Он, должно быть, находился в своей буфетной. Я совсем забыла.
Ее холодный тон отрезвил Молея. Он извлек из кармана носовой платок и довольно нерешительно промокнул затылок, искоса глядя на Эллери. Эллери пожал плечами.
— Итак. Что вы делали в этой комнате? — спросил Молей.
— А это, — ответила она тем же холодным тоном, — мое дело, инспектор.
— Вы даже не постучали в дверь! — гневно воскликнул он, кажется понимая, что проиграл.
— Неужели? Какая я забывчивая.
Молей тяжело сглотнул, стараясь унять гнев.
— Вы отказываетесь отвечать мне, почему вы тайком пробрались в комнату к мужчине в полночь?
— Тайком, инспектор?
— Вы мне солгали сегодня утром, когда сказали, что легли спать рано! И что в последний раз видели Марко живым за игрой в бридж!
— Разумеется. Кто же признается в подобных вещах, инспектор? — Ее ладони так сильно сжались в кулаки, что даже костяшки пальцев побелели.
Молей снова тяжело сглотнул, сунул в рот сигару и чиркнул спичкой.
— Хорошо. Вы не хотите говорить об этом. Но вы с ним ссорились, разве нет? — Женщина молчала. — Он обругал вас грязными словами. — В ее глазах мелькнуло страдание, но она только плотнее сжала губы. — Итак, как долго это продолжалось, миссис Годфри? Как долго вы находились с ним?
— Я ушла от него без десяти час.
— Больше чем через три четверти часа, э? — рявкнул Молей и яростно запыхтел сигарой. Она молча сидела на краешке стула.
Эллери снова вздохнул.
— Э... был ли Марко одет полностью, когда вы вошли в его комнату, миссис Годфри?
На этот раз ее язык словно прилип к небу.
— Нет... я хочу сказать, не совсем.
— Что на нем было надето? Вы можете не желать обсуждать ваши личные дела, миссис Годфри, но его вчерашний наряд имеет крайне важное значение, и, разумеется, у вас нет причины утаивать эту информацию от нас. Его белый... та одежда, в которую он был одет в течение вчерашнего вечера... лежала на кровати, как и сейчас?
— Да. — Теперь Стелла Годфри принялась разглядывать костяшки своих пальцев. — Он надел... брюки, как раз перед тем, как я вошла. Темно-серые. И продолжал одеваться, пока... пока мы разговаривали. Он надел двубортный оксфордский костюм, серый по-моему, и другие подходящие по цвету аксессуары. Белую рубашку... О, я не помню!
— Вы заметили его шляпу, плащ и трость?
— Я... да. Они лежали на кровати.
— Он был полностью одет, когда вы уходили?
— Э... да. Он как раз завязал галстук и надевал плащ.
— Вы ушли вместе?
— Нет. Я... я ушла из комнаты первой, одна.
— Вы, случайно, не видели, как он выходил?
— Нет. — Ее лицо исказилось, словно от боли. — После того как я ушла в свою комнату — почти сразу же, — я услышала, как закрылась дверь. Я подумала... что он покинул комнату.
Эллери кивнул.
— И вы не открывали свою дверь, чтобы выглянуть наружу и посмотреть?
— Нет!
— Хм. Он не говорил вам, почему переоделся в другой костюм, миссис Годфри? Или куда он собирался?
— Нет! — Голос Стеллы Годфри странно зазвенел. — Он ничего не говорил. Но он был нетерпелив, как если бы торопился на свидание...
— И у вас даже не возникло желания пойти за ним, а? — рявкнул инспектор Молей.
— Говорю вам, нет! — Она внезапно поднялась. — Я... я не позволю и дальше докучать себе, джентльмены. Я сказала вам правду — насколько могла. Я была слишком... слишком расстроена, чтобы идти за ним. Я... никому не могу это сказать. Я... я сразу пошла спать и больше не видела его живым.
Трое мужчин не могли не поверить искренности и глубине переживаемых ею чувств.
— Хорошо. Пока все, — объявил инспектор.
Стелла Годфри вышла из комнаты, держа спину чрезвычайно прямо. Весь ее облик выражал облегчение.
— Из чего следует, — заметил Эллери, — что она еще не готова сломаться, инспектор. Вы выбрали неподходящее время. Эта женщина не обладает интеллектуальным оружием, но у нее крепкий позвоночник. Я пытался предупредить вас.
— Меня этим не возьмешь! — рявкнул инспектор. — Этот... — И тут он дал себе волю, гневно выплевывая все, что думал по поводу извращенности натуры, привычек, темперамента и предпочтений (вероятных) Джона Марко, с такой яростью и в таких ярких красках, что до глубины души шокировал судью Маклина и вызвал искреннее восхищение Эллери.
— О, превосходно, — с восторгом заявил Квин, когда Молей сделал паузу, чтобы передохнуть. — Бесподобный наглядный урок по владению бранной речью. А теперь, когда вы немного облегчили душу, инспектор, как насчет того, чтобы воспользоваться приглашением миссис Бурлей и удовлетворить наши животные потребности?
* * *
Во время ленча — королевского пиршества, подаваемого под присмотром хрупкой миссис Бурлей помощником дворецкого в великолепной «маленькой столовой», обставленной в сарацинском стиле, — инспектор Молей олицетворял собой полное уныние. Однако подавленное душевное состояние, не помешавшее ему с жадностью наброситься на пищу, заметно подействовало на окружавших. Он то хмурил брови, то глотал еду, то шумно вздыхал при каждом глотке кофе. Обслуживающий персонал, явно впечатленный его вздохами, тактично хранил молчание у дальнего края стола. И только Эллери и судья Маклин были полностью поглощены едой как таковой. Они страшно проголодались, а перед голодом пасует даже смерть.
— Хорошо вам обоим, — проворчал Молей, уплетая фруктовый пирог. — Вы здесь на отдыхе. И если я провалю это дело, то от вашего пирога ничего не убудет. Какого черта люди позволяют себя убивать, а?
Эллери проглотил последний кусок и, отложив в сторону салфетку, удовлетворенно откинулся назад.
— У китайцев есть верная поговорка: только королевской отрыжке под силу воздать должное эдакому пиршеству... Нет-нет, инспектор, вы ошибаетесь насчет нас. Если вы провалите это дело, то тем самым сведутся на нет все наши совместные усилия. Честно говоря, эта загадка не из самых банальных. И еще этот нудистский акцент...
— У вас есть точка зрения?
— У каждого божьего стручка есть своя точка зрения, инспектор. А на это дело можно посмотреть с разных точек зрения. Именно это меня и нервирует. К тому же у меня такое чувство, что ни одна из них не верна.
— Возьмем, к примеру, эту записку... — начал Молей.
— Я бы лучше немного вздремнул, — объявил судья, ставя на стол кофейную чашку.
