Джон Карр - Человек без страха
Мы молча смотрели на огонь.
– Тэсс, мне начинает казаться, что этот Кларк – первостатейная и стопроцентная свинья!
Тэсс удивленно взглянула на меня:
– Тебе только «начинает» казаться? Боб Моррисон, сколько раз я пыталась вдолбить в твой непробиваемый лоб, что это на самом деле так!
– Ладно, ладно. Если все обстоит именно так, то, по крайней мере, частично, дело прояснилось. Однако инцидент никак не связан со смертью Логана.
– Ты так считаешь?
– Не вижу связи. Если со стороны Кларка было всего лишь желание подшутить…
– А по-моему, нечто большее. Послушай, Боб… – Тэсс бросила сигарету в огонь, передернула плечами и поплотнее укуталась в одеяло. – Мне кажется, ты недооцениваешь Кларка – пожалуйста, не делай этого. Он – ловкий, коварный и к тому же ужасно, ужасно умный. Не думаю, что кто-то может сравниться с ним – разве что доктор Фелл…
– Ну хорошо, не будем его недооценивать. Что тогда?
– Он убедил Гвинет пойти посмотреть на триптих для того, чтобы мистер Логан проследил за ней, думая, что она идет на свидание с другим мужчиной. И чтобы он не поверил, если жена начнет оправдываться, и чтобы это стало причиной беды, беды, беды! Понимаешь?
– Вполне возможно.
Шорох шагов за стеной прекратился, и мы перешли на шепот. В комнате не стало слышно ничего, кроме потрескивания горящих поленьев.
Тэсс снова подернула плечами под одеялом:
– Если проанализировать происшедшее, станет ясно, что он все срежиссировал.
И это была неоспоримая правда.
– Думаешь, он убил Логана?
– Боб, я готова в этом поклясться! Но не могу понять, как и почему. Гвинет не стоит спрашивать о подобных вещах – ей только лишь известно, что Кларк и мистер Логан были лучшими друзьями. И все же я склонна считать, что он ненавидел мистера Логана как яд: стоит ему на секунду забыться – и это слышится в его голосе.
И снова она была права.
– Гм-м-м… Да. А тебе не удалось спросить у Гвинет что-нибудь о ее бойфренде?
Тэсс иронически поджала губы, а глаза ее насмешливо заблестели.
– К этому, пожалуй, было трудней всего подступиться. Даже когда я вскользь намекнула, что слышала обвинения ее мужа прошлой ночью. Я постаралась как можно более тактично затронуть эту тему – иначе она бы ускользнула от ответа, – и мне это удалось. – Глаза Тэсс, с блестящими белками вокруг орехового цвета зрачков, приняли притворно скромное выражение. – Я сказала ей, что предполагаю, что ее таинственным любовником был ты, и сказала, что я ужасно ревнива, а затем, чуть не плача, призналась, что была к ней несправедлива.
– Вот это да!
– Тс-с-с!
– Ладно. Давай дальше!
Тэсс быстро продолжала:
– Разумеется, дорогой, я ни о чем подобном не думала.
– Конечно, нет. Э-э-э… Так что же она тебе сказала?
– Совсем немного. Во-первых, она сказала, что никогда не изменяла своему мужу ни словом, ни в мыслях, ни делом. Она именно так сказала: «ни словом, ни в мыслях, ни делом». Потом она призналась, что у нее была небольшая интрижка – свидание с мужчиной в ресторане Данте Габриеля Росетти в музее Альберта и Виктории…
– Где-где?
Тэсс неодобрительно взглянула на меня:
– В музее есть ресторан, спроектированный Данте Габриелем Росетти или Уильямом Моррисом – забыла кем; никогда не могла этого запомнить! Именно там Гвинет и встречалась с мужчиной. Но это не было чем-то серьезным, она не стала его любовницей и ни за что на свете не скажет, кто он.
– Кларк?
– Не знаю.
– Кларк! – с горечью сказал я. – Кларк, Кларк, Кларк! – Образ этого человека появлялся за каждым окном и высовывался из каждого шкафа. Он был вездесущ. – Мы, по крайней мере, могли бы как-то воздействовать на него, если бы знали, где он был и что делал в то время, когда стреляли в Логана. Однако полицейские не очень склонны к общению.
Тэсс, казалось, была удивлена.
– Я могу тебе сказать, – сообщила она. – По крайней мере, он старался довести эту информацию до каждого. Кларк говорит, что выходил на утреннюю прогулку – спускался к дюнам и гулял вдоль берега на милю отсюда. И еще он говорит, что ему очень жаль, что бедный мистер Логан был застрелен в его отсутствие.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– Насколько мне известно, нет.
В этот момент кто-то сильно постучал в смежную стену. Любой шум в «Лонгвуд-Хаус» мог служить знаком к старту, поэтому Тэсс вскочила из кресла. Одеяло слетело с нее. Я подумал, что Джулиан таким образом просил нас прекратить разговоры и дать ему спать. Мог бы выбрать и более деликатный способ предупреждения.
Громко покашливая, он вышел из своей комнаты; постучав в нашу дверь и дождавшись ответа, приоткрыл дверь и просунул голову.
– Я не могу уснуть, – жалобно простонал он. – Я… вы не против, если я войду?
Это был какой-то новый Джулиан, такого я не знал раньше. Одна или две пряди его светлых волос, отлепившиеся от остальных, склеенных лаком, вертикально торчали на затылке. Он кутался в черный шерстяной халат с белой каймой и именной монограммой. Светлые глаза на красивом, тонко очерченном лице смотрели на нас нерешительно – так обычно смотрят собаки, когда хотят показать дружелюбие. И снова, как и день тому назад, мне бросилось в глаза какое-то неясное сходство его лица или всего облика с чьим-то еще.
– Привет, Джулиан, – улыбнулась Тэсс, укутываясь в одеяло. – Входи, пожалуйста. Мы просто разговаривали.
– Я не могу уснуть, – вновь пожаловался он. – Я действительно не помешал вам, Боб?
– Абсолютно. Хочешь сигарету?
– Спасибо.
Он уже изъял из кармана халата коробочку с сигаретами и достал одну, но потом положил обратно и взял мою, благодарный за возможность сэкономить.
– Что-то не так?
– Нет-нет!
Джулиан прикурил, отвернувшись, глубоко затянулся, затем прошелся к окну и, отодвинув штору, выглянул. Он был явно обеспокоен. Наконец, присев на край кровати, он взглянул на нас:
– Да, кое-что не так, и я ничего не могу с этим поделать. Я пришел к вам за советом.
– Ты пришел к нам за советом?
– Не шути, Боб. Это серьезно. Очень серьезно.
В его голосе прозвучало отчаяние, и оно казалось еще более явным среди ночи, когда каждое слово обретало особую значимость для расстроенных нервов, когда даже тиканье часов в кармане халата Джулиана было громко слышно.
– Может быть, я смогу чем-нибудь помочь, старик? Что с тобой стряслось?
Джулиан снова затянулся сигаретой, держа ее пальцами так далеко, что чуть не обжег их, а затем, несмотря на серьезность положения и натянутые нервы, произнес одну из наименее мелодраматических речей в своей жизни.
– Прежде всего, – сказал он, – я хочу, чтобы вы оба поклялись именем всемогущего Господа, что никогда и никому не скажете ни слова из того, что я собираюсь сказать вам, если я не дам на это разрешения. Клянетесь?
