Рекс Стаут - Знают ответ орхидеи (сборник)
– Да.
– Тогда почему вы сразу этого не сказали?
– Я сказал. – Вульф уже не усмехался. – А теперь, когда я удовлетворил ваше любопытство, прошу вас об ответной услуге. Вы были знакомы с мистером Моллоем несколько лет. Вы знаете, откуда у него эти деньги?
– Нет. Я страшно изумился, когда их обнаружил.
– Пожалуйста, поймите меня правильно. Я не собираюсь вас в чем-либо обвинять. Пытаюсь лишь вызвать на откровенность. Вас связывали близкие отношения?
– Близкие? Я бы этого не сказал. Мы приятельствовали. И время от времени я имел с ним дела.
– Какого рода?
– Я покупал у него советы.
Диган стряхнул пепел в пепельницу.
– Касательно вложений моей ассоциации. Он неплохо разбирался в вопросах приобретения и продажи недвижимости.
– Но вы платили ему недостаточно, чтобы ваши деньги составили часть состояния, обнаруженного в сейфе?
– Господи, конечно нет! Я платил ему в среднем две, может, три тысячи в год.
– Так это был основной источник доходов Моллоя? Я имею в виду торговлю советами по поводу инвестиций в недвижимость.
– Я бы так не сказал. Он занимался маклерством и небольшими финансовыми операциями. Не помню, чтобы он когда-нибудь распространялся о своих делах. Он был не из болтливых.
Вульф склонил голову набок:
– Я взываю к вашей помощи, мистер Диган. Что называется, услуга за услугу. Мне необходимо знать, откуда взялись эти деньги. Очевидно, за время вашего общения с мистером Моллоем, делового и личного, он мог сказать или совершить что-то способное навести вас на мысль о характере деятельности, сделавшей его обладателем трехсот с лишним тысяч долларов. Какие-то намеки неизбежно возникали. И если тогда они вам абсолютно ни о чем не говорили, то теперь могут навести на определенные мысли. Если вы, конечно, захотите. Я прошу вас сделать усилие, мистер Диган. Если вы, как говорили, желаете мне успеха в попытках помочь миссис Моллой, то сочтете мою просьбу вполне оправданной. Согласны со мной?
– Согласен.
Диган взглянул на часы и встал.
– Однако сейчас я опаздываю на встречу. Я обязательно подумаю и дам вам знать, если что-нибудь вспомню.
Он направился к двери, но вдруг обернулся к Вульфу:
– Я знаком кое с кем из тех, кто вел дела с Моллоем. Хотите, чтобы я поспрашивал у них?
– Хочу. Был бы вам признателен.
– Думаю, вам следует расспросить миссис Моллой.
Вульф сказал, что так и поступит. И Диган ушел.
Проводив его, я вернулся в кабинет и остановился на пороге, потому что Паркер уже был на ногах, тоже собираясь отчалить. Он просил меня не беспокоиться, но я люблю лично присутствовать при том моменте, когда врата замка Вульфа распахиваются во внешний мир. Так что я снял с вешалки пальто и помог Паркеру одеться.
Снова поспешив в кабинет, я застал Вульфа в движении. Он встал из кресла и, прихватив пепельницу, которой пользовался Диган, направился в туалет выкинуть пепел. Когда он появился оттуда, я спросил:
– Ничего от Фреда и Орри?
Он поставил пепельницу на место, сел, позвонил, чтобы принесли пива, две бутылки сразу и одну попозже, и прорычал:
– Нет!
Если уж гиппопотам разозлится, так не на шутку. Я пожалел, что не принес в зубах пачку денег из сейфа. Так ему и сказал.
Глава четырнадцатая
Готовность Вульфа показывать кому-либо свои орхидеи зависит от личности посетителя. Болтунов он еще кое-как терпит, даже хвастунов выносит. Зато терпеть не может снобов, прикидывающихся, будто они в состоянии отличить фаленопсис Стюарта от фаленопсиса Шиллера, а на самом деле ничего в них не смыслящих.
К тому же на всех, исключая Фрица, меня и, разумеется, Теодора, который живет среди орхидей, распространяется железное правило: в оранжерею можно подниматься с единственной целью – благоговейно взирать на растения.
Поскольку Вульф наотрез отказывается прерывать два своих ежедневных свидания с орхидеями, чтобы спуститься в кабинет, за годы нашего с ним сотрудничества возникало несколько чрезвычайных ситуаций. Однажды я гнался по лестнице за дамочкой, проворной, как газель, которую сумел поймать лишь на верхней ступеньке второго марша. И тем не менее железное правило было нарушено всего раз шесть. О последнем случае я и хочу рассказать.
К четырем часам Вульф пребывал все в том же мрачном расположении духа, какое владело им в три, когда появился Фред Даркин со сведениями об Уильяме Лессере: двадцать пять лет, живет с родителями в районе Вашингтон-Хайтс, торгует безалкогольными напитками, судим не был и никогда не сидел в тюрьме. Никаких связей с Ирвинами либо Аркоффами, по крайней мере лежащих на поверхности. Никто не слышал, чтобы Билл грозил разделаться с человеком по фамилии Моллой, намеревавшимся увезти суженую Лессера в Южную Америку. Оружия не имеет. И все в том же духе, с отрицательной частицей «не».
Вульф поинтересовался у Фреда, не хотел бы тот заняться Делией Брандт. Взять на себя роль того самого редактора, который якобы собирается написать статью в журнал. Но Даркин не согласился. Как я уже говорил, он прекрасно сознает пределы своих умственных способностей. А посему ему велели идти и снова заниматься Лессером, что он и сделал.
Орри Кетер, который явился вслед за Фредом, тоже потерпел фиаско. От свидетелей наезда на Джонни Кимса никакого проку. Оба уверены, что за рулем сидел мужчина, но описать его не могут. Не в состоянии даже сказать, был он худым или толстым, белым или черным, большим или маленьким, с усами или без усов.
Вульф позвонил в офис Патрику Дигану, узнал от него восемь фамилий и адресов приятелей и знакомых Моллоя, способных указать хотя бы на конец ниточки, ведущей к куче денег в сейфе, и велел Орри их всех обойти.
От Сола Пензера все еще не поступало никаких вестей.
В половине пятого раздался звонок в дверь. Я отправился выяснить, кто там, и усмотрел в непосредственной близости от себя затруднительную ситуацию. Правда, я еще не знал, что это именно она, когда узрел перед собой Джеймса Р. Хэролда, нашего клиента из Омахи, явно желавшего узнать, как продвигается расследование.
Я распахнул дверь и пригласил его войти. Провожая клиента в кабинет и усаживая в кресло, я по пути успел сообщить, что Вульф до шести часов недосягаем, однако сам я целиком и полностью к его услугам.
Поскольку он сидел лицом к свету, мне следовало бы догадаться, что он явился отнюдь не за тем, чтобы выслушать сообщение о ходе расследования. Теперь он выглядел как человек, попавший в беду. Прямые линии губ были поджаты, а глаза казались скорее мертвыми, чем живыми.
