Сирил Хейр - Жилец. Смерть играет
Маллет раздраженно хлопнул по письменному столу.
— Джеймс, Джеймс, Джеймс! — воскликнул он. Джеймс — главная загадка во всем этом деле, но у нас ни крупицы сведений о нем, кроме того, что его зовут совсем не так, что у него нет бороды и что он, скорее всего, худой как щепка!
— К этому можно добавить, что он, вероятно, до сих пор находится во Франции, — сказал Франт.
— Верно. У нас пока нет никаких подтверждений того, что он вернулся, хотя мы знаем, что его сообщник это сделал, если исходить из того, что наша версия верна. Да, вот так-то, Франт. Нам остается лишь убивать время, обсуждая это дальше, до тех пор, пока мы не получим какие-то свежие факты, которые уложатся в эту версию, но могут и не уложиться. А теперь по поводу того вопроса, который мы обсуждали сегодня, — думаю, я обращусь в суссекскую полицию и выясню, не могут ли они нам чем-то помочь.
В этот момент в кабинете зазвонил телефон. Инспектор подошел.
— Пришлите его, — сказал он в трубку. Затем сообщил Франту: — Это главный констебль Дувра. Любопытно, чем-то он нас порадует?
Глава дуврской полиции был старым другом Маллета, до этого уже не раз с ним сотрудничавший. Инспектор знал его как способного, деловитого офицера, который вряд ли станет тратить свое время на всякие пустяки. И действительно, тот энергично вошел в комнату, пожал руку Маллету, кивнул сержанту и сразу же перешел к делу.
— Приехал, чтобы увидеться сегодня днем с комиссаром, — коротко объяснил он, — и подумал, что мог бы заодно захватить с собой вот это. Все-таки так ненадежнее, чем почтой. — Он вложил в руки Маллета запечатанный пакет.
Тот вскрыл его и вытащил размякшую, выцветшую синюю книжечку. Он молча осмотрел ее, изумленно вскинув брови. Потом, издав протяжный свист, спросил:
— Господи, где ты это взял?
— Один рыбак принес сегодня утром. Нашел прошлой ночью чуть ниже уровня полной воды, примерно на сотню ярдов восточнее гавани. Ты знаешь, приливом все сносит в ту сторону. Вот его показания, за достоверность, правда, не ручаюсь, — главный констебль достал из кармана сложенный листок протокола, но тут не больше того, что я уже рассказал. Она могла пробыть в воде несколько дней или неделю — невозможно сказать. Всю эту неделю был прилив и сильный юго-восточный ветер, который ему помогал.
— Я очень тебе обязан, — произнес инспектор. — Это может оказаться очень ценным. Останешься на чашку чая, а?
Главный констебль покачал головой:
— Мне пора идти. Надеюсь, я тебе немного помог. Боюсь, дело тебе досталось заковыристое. Ну, пока!
Когда дверь за ним закрылась, Маллет бросил книжечку, находившуюся у него в руке, нетерпеливому Франту.
— Вещественное доказательство номер один! — воскликнул он. — Ну, что вы об этом думаете?
Франт посмотрел на синюю книжечку.
— Паспорт? — удивился он. Потом, открыв выцветшую обложку, тем же удивленным тоном протянул: — Надо же, паспорт Колина Джеймса!
— Ни больше ни меньше, — подтвердил инспектор. — Тот самый, который украли у нашего утреннего друга три месяца назад. В прескверном состоянии, но имя до сих пор можно разобрать, слава тебе господи. А теперь откройте на седьмой странице.
Франт открыл.
— Страницы склеились, — заметил он, — но то, что внутри, совсем не попорчено водой.
— Совершенно верно, большая удача для нас. И что вы там нашли?
— Печать, поставленная властями в Дьеппе, и дата — 13 ноября.
— Что-нибудь еще?
— Да, вот здесь есть кое-что. Булонь и дата — август… Это, должно быть, от той поездки настоящего мистера Джеймса.
— Что-нибудь еще?
Франт изучил паспорт внимательнее.
— Больше ничего, — объявил он.
— Больше ничего, — повторил Маллет задумчиво. — И о чем это вам говорит, Франт?
— Что Джеймс отправился во Францию, как мы уже знаем, а вернулся оттуда уже не Джеймсом.
— Да!
— Он вернулся под своим собственным именем или, во всяком случае, под каким-то другим, на которое у него был другой паспорт.
— Конечно, не исключено, что он профессиональный вор, специализирующийся на паспортах.
— Когда личина Джеймса стала ему ни к чему, — продолжил Франт, — он выбросил паспорт за борт, как только пароход достиг гавани. Возможно, боялся, что его обыщут в Дувре, и хотел быть уверенным, что паспорт при нем не найдут.
— Короче говоря, — заключил Маллет, — это нам говорит, что Джеймс в Англии. Его поездка во Францию была не чем иным, как обманным маневром. Сделав его, он тут же вернулся. Но когда, Франт, когда? Как сказал главный констебль, этот паспорт мог пробыть в воде несколько дней, а может быть, лишь несколько часов.
— Возможно, Фэншоу знает ответ? — предположил сержант.
— Но у нас нет особых оснований считать, что на этот раз они пересекли границу вместе. Конечно, возможность такая существует.
— Существует и другая возможность. Джеймс мог вообще не вернуться из Франции, отдать свой паспорт Фэншоу или какому-то другому сообщнику и вот таким образом подбросить его нам, чтобы убедить нас в том, что он вернулся.
Маллет покачал головой.
— Нет, — решительно отрезал он. — В таком случае он позаботился бы, чтобы мы наверняка его нашли, — например, оставил бы паспорт на борту парохода, где стюард обязательно на него наткнулся бы. Но паспорт обнаружили лишь по чистой случайности. И все-таки, повторяю: Джеймс в Англии. Нельзя больше перелагать ответственность на парижскую полицию. Это не кому иному, а нам предстоит его найти. — Маллет подергал свои усы и добавил: — Но у меня нет ни малейшего желания этим заниматься, пока мне не принесут чаю. Просто умираю, как хочу пить!
Глава 17
СВИДАНИЕ С СОБАКОЙ РАДИ ЧЕЛОВЕКА
Суббота, 21 ноября
— Что это за чушь? — прогремел генерал Дженкинсон, открыв дверь в комнату дочери.
Сюзан, лизнувшая в этот момент нежным язычком клей на конверте, на котором только что написала адрес, оторвала взгляд от письменного стола и спросила:
— Какая чушь, папа? Да входи же, нечего сверкать глазами в дверях. Здесь ужасный сквозняк. Ганди может простудиться.
Генерал-майор Джеймс Дженкинсон, кавалер ордена Бани III степени и ордена Индийской империи III степени, несмотря на свой вспыльчивый нрав и рассчитанный на учебный плац голос, был хорошо вышколенным родителем. Он смиренно вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.
— Ума не приложу, с чего тебе вздумалось дать собаке такое дурацкое имя, — проворчал он, показывая на невзрачную дворняжку, дремавшую у камина.
— Теперь, когда он стал таким косматым, это действительно звучит немножко глупо, — признала его дочь. — Но поначалу — помнишь? — он был ужасно облезлым, совсем голеньким, что это казалось единственным подходящим именем для бедняжки. А к тому же это имя удобно выкрикивать. Но если ты так уж настаиваешь, я попробую называть его Уинстоном, только не думаю, что он будет на него откликаться.
