Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)
— Ну прямо испарился… — сипло проговорил он. — В этом доме творится какая-то бесовщина!
Его собеседник не стал упоминать, что все уже давно это поняли, и тактично промолчал.
— Там ведь были и патроны, — проговорил дядя Уильям. — Это я сейчас только вспомнил. Валялись врассыпную на дне сундука. Если полиция пронюхает, чую, мне несдобровать. — Он уставился на Кэмпиона мутными голубыми глазками и прошептал: — А они знают, из какого пистолета убит Эндрю? Вы ничего про это не слышали? Ужас… ужас!
Он сел в свое зеленое кожаное кресло и беспомощно покосился на графин с виски. Его худшие опасения оправдались, и он потупил голову.
— Знать бы, где сейчас прячется этот подлец! — неожиданно взревел он. — Куда смотрит Скотленд-Ярд? Они же кого угодно хоть из-под земли достанут, разве нет? И все-таки про Джорджа мне лучше помалкивать. Я разок упомянул его имя инспектору — так старуха меня потом полчаса распекала. C какой стати я вынужден терпеть эти ужасы, — рычал он, багровея, — прикрывая задницу подлеца и шантажиста, который за всю жизнь ни дня не проработал! Небось он прокрался в дом, взял револьвер и застрелил из него Эндрю. Если Эндрю вообще убили из моего револьвера. Это ведь еще не доказано?
— А неважно, — спокойно ответил Кэмпион. — Даже если его застрелили из армейского пистолета, их в стране несколько сотен тысяч.
Дядя Уильям просиял.
— В самом деле! Однако же я уверен, что это дело рук Джорджа. Слишком неожиданно он явился на тот воскресный ужин. Между прочим, ему никто даже дверь не открывал. Он запросто мог просидеть несколько часов в какой-нибудь комнате. Мерзавец приходит и уходит, когда ему вздумается — точно у себя дома! Но матушка его всегда выдворяет. В старухе до сих пор есть что-то от амазонки, ей-богу.
Он умолк и призадумался, потом вдруг снова заговорил:
— Признаться, у меня внутри все перевернулось, когда он вошел в гостиную. Это же надо — только гири упали, а он тут как тут! Ну точно в какой-нибудь глупой мелодраме — по молодости я что-то подобное читал. Старуха почему-то его защищает, и мне это не нравится.
Мистер Кэмпион, обладавший даром самоустраняться в нужный момент, молча облокотился на каминную полку. Старик продолжал:
— Она живет прошлым. Давно забытые скандалы пугают ее больше, чем любые нынешние беды. Уж чем этот мерзавец Джордж может ее шантажировать — ума не приложу. Вряд ли чем-нибудь серьезным. Взять хотя бы эту историю, после которой она лишила Эндрю его доли наследства.
Последние слова заинтересовали мистера Кэмпиона.
— Буря в стакане?
— По мне — так да. В конце концов, отцу — царствие ему небесное — сейчас уже все равно, ему ничем не навредишь. Но эта книжонка, которую написал Эндрю, вывела мать из себя. «Лицемеры, или Маска учености». Идиотское название. Я так ему и сказал.
— Первый раз слышу, — признался Кэмпион.
— Оно и неудивительно. Вряд ли тираж раскупили — по-моему, там и десятка экземпляров не продалось. Я говорил матери, что волноваться не о чем, но она меня никогда не слушает. Эндрю, конечно, бессовестный, ничего не скажешь, — поделом ему. Это ведь надо додуматься: жить на иждивении тетки и при этом клеветать на ее покойного мужа!
— На доктора Фарадея? — удивился мистер Кэмпион.
Уильям кивнул.
— Вот именно. Эндрю заметил, что мемуары вошли в моду — всякие почтенные старики пишут истории из своей жизни и перемывают косточки врагам и недоброжелателям. Ну, он и решил подзаработать на имени покойного — сочинил эту чушь собачью. Глупее книжонки я в жизни не видел, хотя меня начитанным не назовешь.
— Так ее напечатали?
— Да-да! Какое-то мелкое издательство ее выпустило — думали, имя отца привлечет читателей. Эндрю получил шесть авторских экземпляров — и больше ни гроша. Хотя издательство, ручаюсь, тоже осталось внакладе. Никто бы и внимания на это не обратил, вот только Эндрю, получив авторские, красиво подписал каждый экземпляр и вручил всем членам семьи. Мать попросила Джойс прочитать ей книгу. Ох, славная девушка — добрая, скромная, не то что остальные в этом доме. Естественно, книга подлила масла в огонь. Я не видел, чтобы мать так злилась, уже… очень давно. Конечно, в любом другом случае мы могли бы засудить Эндрю за клевету, но что толку? Он ведь и так жил за ее счет. Неловкая была ситуация. Мать воспользовалась единственным оружием, которое имела против Эндрю: послала за стариком Фезерстоуном и изменила завещание. Помню, я в ту пору читал книжку про итальянца, который торгует пивом в Америке. Я взял оттуда одну цитатку. Подошел к Эндрю и говорю: «Посмейся теперь, умник». Он сидел вон в том кресле. Я прямо слышу, как он тогда ругался.
— А взглянуть на книгу можно? — осведомился мистер Кэмпион.
— Конечно. — Дядя Уильям был готов на все, чтобы задобрить молодого человека — единственного, кто еще не растерял к нему остатки уважения. — Я сохранил экземплярчик. Старуха уничтожила все, до которых только сумела добраться, но я свой припрятал. — Он вдруг заговорил тише: — Между нами, в этой книжке есть доля правды. Мы, Фарадеи, — не святые. Отец был всего лишь человек, не хуже и не лучше других. Заглянете ко мне прямо сейчас? Книга в моей комнате. Только спрячьте ее в портфель, а то там мое имя на форзаце.
Они поднялись на второй этаж, и Кэмпион ждал в дверях, пока дядя Уильям рылся среди книг на полке. Комната у него была просторная, но грязная — там царил такой же беспорядок и разлад, как и в голове хозяина. Впрочем, толком осмотреться мистер Кэмпион не успел: дядя Уильям вернулся почти сразу. В руках он держал тонкую книжицу в оберточной бумаге.
— Я на всякий случай написал тут «Омар Хайям», — прошептал он. — Что ж, спокойной ночи, и… э-э… Послушайте. — Он положил тяжелую ладонь на плечо молодого человека, заглянул ему в глаза и пылко произнес: — Говорю вам как мужчина мужчине: со спиртным я завязал. С этого дня — ни-ни, пока все не уляжется. — Он важно кивнул и скрылся за дверью.
Памятуя о пустом графине наверху, мистер Кэмпион решил не придавать значения последним словам дяди Уильяма. Однако он ничего не сказал и зашагал по коридору в свою комнату.
Была уже почти полночь, и по каким-то необъяснимым причинам ему вовсе не хотелось высовывать нос из дому. В конце концов, решил Кэмпион, не будет же Станислав работать ночью!
Гостевая спальня в «Обители Сократа» представляла собой просторную и удобную комнату с разномастной мебелью, которой никто в своем уме не обставил бы собственное жилище. Резной гарнитур палисандрового дерева, бесформенное кресло, удивительные обои, над которыми опять-таки потрудился ученый-ботаник, и несколько картин с религиозными сюжетами — Кэмпиону подумалось, что у того, кто выбирал эти картины, не было никаких вопросов касательно религиозных убеждений своих гостей. Иными словами, комната оказалась вполне удобной для тела, но неприятно тревожила дух.
