Морис Леблан - Канатная плясунья
— Насколько я вас понимаю, вы думаете, что этот старик не маркиз Богреваль, а только разыгрывает перед нами его роль.
— Совершенно верно.
— С какой целью?
— Да драгоценности же, я вам говорю, драгоценности.
— Но если ему известно об их существовании, почему он не заберет их просто без всякой комедии?
— Потому что он не знает, где они находятся. И никто не знает. Чтобы узнать, надо присутствовать на собрании потомков Богреваля. Для этого он и выступает сегодня в роли маркиза.
— Роль опасная! Роль очень трудная! Невозможная!
— Вполне возможная, потому что исполнять ее надо всего лишь в течение немногих часов… Что я говорю «часов»? Меньше… Через десять минут после нашего прихода мы уже готовы были отдать ему конверт с припиской. И если бы он его взял, было бы все кончено. Так называемый маркиз Богреваль, сказав нам «до свидания», при первом бы случае исчез.
— Когда вы собирались отдать ему конверт, вы уже догадывались?
— Догадываться не догадывалась, но не доверяла. Протягивая ему конверт, я следила, как он будет реагировать. Несмотря на кажущееся полное отсутствие сознания, он хотел взять конверт, пальцы его дрожали от нетерпения… В это время мне помог случай, я увидела у него во рту золотой зуб.
Все, что говорила Доротея, было так логично, в ее изложении факты так последовательно вытекали один из другого, что никто из молодых людей не усомнился в ее правоте.
— Да, — сокрушенно произнес Дарио, — ловко попались мы на удочку воскресающего маркиза.
— Какая убийственная логика у вас, какая проницательность! — сказал Эррингтон.
А Вебстер прибавил:
— И какое чутье, какая тонкая интуиция!
Доротея не отвечала на эти похвалы. Обычной улыбки не было у нее на лице.
Общее молчание нарушил Деларю:
— Позвольте, позвольте… Вы ошибаетесь… Вы упустили из виду одно очень важное обстоятельство.
Нотариус Деларю принадлежал к тем людям, которые крепко цепляются за свои мнения и нескоро от них отказываются, но, если переменят их, то с такой же страстностью и упорством держатся новых. Воскрешение маркиза казалось ему теперь непреложной истиной.
— Да, упустили очень важное обстоятельство… Этот человек не самозванец. Есть неопровержимые доказательства.
— Какие?
— Посмотрите на портрет маркиза… Бесспорное сходство!
— А где у вас гарантия, что портрет срисован действительно с маркиза Богреваль, а не с этого старика?
— Старинная рама, старинное полотно.
— Это ничего не доказывает. Тут висел настоящий портрет маркиза. От него рама и осталась. Больше того, и вся картина осталась, только подмазано и подрисовано лицо.
— Пусть так. Но есть еще одно, чего нельзя ни подмазать, ни подрисовать.
— Именно?
— Отрезанный палец.
— Да, палец отрезан.
— Ага! — торжествовал нотариус. — Как бы ни была велика приманка, на такую вещь человек не пойдет… Тем более человек в таком состоянии. А чтобы решиться на изуродование руки, знаете, надо обладать большой силой воли.
Доротея задумалась. Не потому, что ее сразил аргумент нотариуса, а потому, что он навел ее на новые мысли и выводы.
— Вы правы, — сказала она. — Такой человек неспособен себя изуродовать. Следовательно есть другой, который это сделал.
— Другой человек отрубил ему палец? Сообщник?
— Не только сообщник. Начальник, глава, предводитель. Старик кажется слишком глупым, чтобы додуматься до такой хитрой штуки. Он только орудие. Из-за худобы и болезненности другой выбрал его для исполнения роли маркиза, а сам лишь управляет им, как марионеткой… И этот другой страшен… Если меня не обманывает предчувствие, это Эстрейхер. Правда, он сам в тюрьме, но его сообщники продолжают начатое им дело. Да, да, несомненно Эстрейхер. Это его рука. Нам надо быть осторожней и приготовиться.
— Приготовиться? К чему приготовиться? Что нам может угрожать? Я, пожалуй, согласен с вами, что это не маркиз, а самозванец. Обойдемся без него. Я передам вам конверт с припиской. И кончено. Я могу считать свои обязанности нотариуса исполненными.
— Не в том дело, — возразила Доротея, — исполнили вы или не исполнили своих обязанностей, а в том, что нам надо подумать, как избежать опасности. Опасность есть, я чувствую ее ясно и только не могу сообразить, откуда она идет. Но она где-то тут, совсем близко.
— Это ужасно, — простонал нотариус. — Как же защищаться? Что делать?
Беседа происходила в самом отдаленном от кровати углу комнаты около маленького окошечка. Карманные фонарики были потушены, окно же вообще давало мало света, а сейчас его закрывали столпившиеся, так что занавешенный угол кровати был погружен в полный мрак. До сих пор все собеседники, кроме низкорослого нотариуса, стояли к кровати спиной и не видали, что на ней творилось. Когда нотариус задал свой вопрос «что делать?», Доротея повернулась в сторону кровати и, указывая на старика, сказала:
— Спросим его. Само собой разумеется, что он не один пришел сюда. Его выпустили на сцену, но за кулисами ждут конца комедии. Следят за ним и за нами. Спросим его, какие инструкции он имеет на случай неудачи.
— Он не скажет.
— Скажет… Он в наших руках, и ему выгоднее быть откровенным, чтобы не очень жестоко поплатиться.
Последнюю фразу Доротея нарочно произнесла громко, чтобы ее слышал старик. Но он продолжал оставаться неподвижным. Только поза его казалась неестественной: он так низко опустил голову и так согнулся, что вот-вот мог упасть.
— Эррингтон… Вебстер… осветите его. Зажгли фонари…
Напряженное и жуткое молчание.
— Ах! — вскрикнула Доротея, в ужасе пятясь назад. Рот старика конвульсивно дергался, а голова и туловище медленно, но непрестанно склонялись вниз. В правом плече около шеи торчала черная рукоятка кинжала. Из раны ручьем текла кровь. Ниже и ниже склонялась голова, и наконец старик упал, глухо ударяясь о каменные плиты пола.
Глава 14. Четвертая медаль
Как ни страшна была эта картина, она не вызвала ни криков, ни беспорядка. Не ужас сковал движения и сжал горло, а недоумение, удивление, загадочность. Кто сделал это? Сюда никто не входил… И загадка воскрешения маркиза превращалась в загадку убийства самозванца.
Первой пришла в себя Доротея.
— Эррингтон, — распорядилась она, — взгляните, нет ли кого на лестнице. Дарио, осмотрите все стены. Вебстер и Куробелев, исследуйте кровать и занавесь.
Сама она нагнулась и, вынув из раны кинжал, осмотрела жертву. Бездыханный труп.
Эррингтон никого не нашел на лестнице, а остальные нигде в комнате не обнаружили ничего подозрительного.
