Николае Штефэнеску - Загадка архива
— Она что, тоже училась на юридическом факультете? — пошутил следователь.
— Я вам не позволю!..»
Эмиль ясно представил себе бывшего депутата — вспотевшего, разгневанного, бессильного.
«— Я вам не позволю! Я тоже разбираюсь в законах. Ведь я доктор права и знаю, что закон не позволяет издеваться над допрашиваемым, даже если он — преступник!
— После того как мы кончим этот приятный диалог, вы можете пожаловаться министру!»
Было ясно, что Михайляну терпеть не мог бывшего депутата.
«— У вас есть разрешение на ношение оружия? — невозмутимо продолжал он.
— Да, есть.
— Оно у вас при себе?
— Да… Пожалуйста…
— “Браунинг — 1543.28.7”. Хорошо… Пожалуйста! Я предполагаю, что револьвер у вас имеется?
— Нет… я его потерял.
— Странно… как же это случилось?
— Ничего странного!
— Вы заявили о потере револьвера?
— Не успел. Это случилось два дня тому назад. Я искал его в ящике своего стола и не нашёл…
— Так… И как по-вашему, кто его взял?
— Кто? Откуда мне знать? Служанка! Или шофёр! Теперь каждый старается иметь оружие.
— А для чего вам понадобился револьвер два дня тому назад? Вы хотели с ним что-то сделать?
— Да… убить Беллу Кони! Но браунинга я не нашёл и поэтому застрелил её из кольта.»
Эмиль ждал новых вопросов, но следователь, как он делал это и до сих пор, опять остановился перед самой разгадкой, и на этот раз даже раньше, чем при допросе других. Не был ли именно этот депутат, который явно раздражил Михэйляну, причиной всех проволочек? Или, может быть, Михэйляну вёл себя с ним так задиристо именно потому, что за него кто-то вступился? Во всяком случае, на этом история с потерей револьвера остановилась. Последовал едкий обмен замечаниями политического характера — перепалка между двумя людьми, которые, если не ненавидят друг друга, то, во всяком случае, не слишком друг другу симпатизируют.
Но и этот диалог между Михэйляну и Ионеску не пролил никакого света на «дело Беллы Кони».
Оставшись один, Эмиль сунул странички допроса в портфель и опустился в кресло. Очки он снял и положил рядом, на пол. Он собирался спокойно подумать, но тут же заснул.
Ему приснилось, что идут выборы. Депутат, лица которого он, по сути, не знал, произносил с балкона речь, из которой ничего нельзя было понять; он, Эмиль, забравшись на столб, изо всей силы кричал: «Это демагогия!», а кто-то рядом понимающе усмехался. «Кто вы такой?» — спросил Эмиль. «Как кто? Разве вы меня не узнаёте? Я Михэйляну, следователь». Эмиля разбудил резкий телефонный звонок. Ещё заспанный, он вскочил, спеша к телефону, и услышал под подошвами знакомый скрип.
— Очки! — прошептал он в отчаянии.
Подняв с полу бесформенный предмет, несколько минут тому назад бывший его «глазами», Эмиль бессмысленно вертел его в руках. Телефон зазвонил снова, казалось, ещё более пронзительно. Эмиль поднял трубку.
— Эмиль? Что с тобой?
Это была Ана.
— Ничего… всё в порядке!
— Как — в порядке? Ты что, выходил?
— Нет, не выходил…
— Но я звоню уже бог знает сколько времени!
— Я был на… выборах! — смеясь, сказал Эмиль.
— Что? Где?
— А потом вернулся и сломал очки!
Он услышал, что Ана дует в трубку, словно это она бы виновата в бессмысленных фразах Эмиля.
— Ты знаешь, что уже двенадцать часов?
— Знаю!
— Что будем делать? Пойдём к Джелу Ионеску? — спросила Ана.
— Прежде всего мы должны нанести визит «Друзьям слепых», — сказал Эмиль.
— Эмиль!
— Да!
— Ты опять сломал очки?! — ужаснулась Ана.
Это «опять» относилось к четырём случаям, свидетельницей которых она была на протяжении шести месяцев.
— Да, — вздыхая, признался Эмиль.
— Это я виновата, нужно было прикрепить их на верёвочку, чтобы ты носил их на шее, — засмеялась она.
— Что тут смешного? — возмутился Эмиль. — Ведь это… несчастье!
— Пойдём к депутату?
— Приходи и посмотрим! — пробормотал он.
— Хорошо… я скоро буду.
Эмиль повесил трубку и начал шарить в ящике письменного стола, где у него лежали очки со стёклами на две диоптрии меньше, чем у тех, которые он разбил. Если надеть их на самый кончик носа и прижмуриться, можно было кое-что увидеть. Эмиль надел очки. Ну, куда ни шло… Он взял страничку с напечатанным на машинке текстом и попробовал прочитать его. Оказалось, что дело идёт.
Через четверть часа появилась Ана. Она смеялась.
— Конечно… тебе — что! — как ребёнок, пожаловался Эмиль.
Слепая богиня
Бывшего депутата Джелу Ионеску они нашли в здании суда. Он выступал в процессе по делу между двумя соседями, которые спорили из-за «используемой совместно кухни». Высокий, импозантный, с круглым брюшком, с галстуком-бабочкой и чёрными, как вороново крыло, волосами, он говорил убеждённо, громовым голосом.
Обычная история, на посторонний взгляд просто смешная, но для замешанных в деле сторон — постоянный источник неприятностей и недоразумений, происходящих, как правило, из-за отсутствия такта. Спектакль столь же смешной, сколь и грустный. Взрослые люди таскают друг друга в суд, позорят друг друга перед различными инстанциями.
Джелу Ионеску выиграл этот «важный» процесс и теперь принимал поздравления. Эмиль решил поймать благоприятный момент и подошёл к нему.
— Извините, маэстро… Мы хотели бы поговорить с вами о «деле Беллы Кони»! — огорошил он адвоката, с любопытством следя за его реакцией.
— Да, конечно… конечно… — с профессиональной улыбкой произнёс адвокат и, взяв Эмиля под руку, приклонил к нему ухо. И вдруг, словно очнувшись, в недоумении переспросил: — О каком деле?..
— О «деле Беллы Кони», — повторил Эмиль и провёл рукой по лицу, скрывая улыбку.
Бывший депутат посмотрел на него — внимательно, во просительно, недоверчиво.
— «Дело Беллы Кони»? — громко переспросил он и, взглянув сначала на Эмиля, а затем на Ану, приказал: — Следуйте за мной!
Все трое вошли в кабинет. Предложив им сесть, депутат обошёл вокруг кресел, словно имея дело с какими-то странными существами. Затем тоже сел за свой письменный стол, ещё раз взглянул на них и вдруг заговорил тем же громовым голосом, которым произносил защитную речь:
— Значит, мы приближаемся к тому дню, когда исполнится двадцать лет со смерти вышеупомянутой Беллы Кони, и вы собираетесь прекратить дело или арестовать виновного, то есть убийцу? Прекрасно! Но я — не тот, кого вы ищете! Конечно, им мог стать и я, но случилось иначе. Если вы хотите знать точно… впрочем, я предполагаю, что вы познакомились с моими тогдашними показаниями… моё имя было замешано в эту грустную историю по политическим соображениям, чтобы скомпрометировать меня как политического деятеля. Это всё, что я могу сказать и сейчас!
