Уилки Коллинз - Мой ответ - нет
Албан вздрогнул.
— Какое отношение имеет к этому мисс Джетро? — спросил он.
— Решительно никакого, — ответила Эмили. — Она говорила со мною о своих собственных делах. Это длинная история — и она покажется вам не интересна. Позвольте мне закончить. Миссис Рук, конечно, вспомнила об убийстве, когда услышала, что моя фамилия Браун; и конечно, была поражена — так же, как и я, совпадением смерти моего отца с убийством его несчастного тезки. Это и объясняет ее волнение, когда она взглянула на медальон! Мы с самого начала озадачили ее, а потом стали подозревать бог знает в чем, только потому что эта бедная женщина растерялась. Разве вы не видите этого?
— Я вижу, что ваше мнение значительно изменилось, с тех пор как мы говорили об этом в школьном саду.
— На самом деле и вы переменили бы ваше мнение. Завтра же напишу миссис Рук.
Албан слушал ее с испугом.
— Послушайте моего совета! — сказал он убедительным тоном. — Не пишите этого письма!
— Почему?
Сознаться в том, что он не только читал то, что читала Эмили, но старательно списал весь отчет, было просто невозможно после того, что он слышал теперь. Невинное заступничество Эмили за экономку сэра Джервиса сняло с него малейшее сомнение, оставшееся в его уме. Прочтя о том, что тело убитого взял «родственник», он спрашивал себя: почему этот «родственник» не был назван и заключил, что явившиеся за телом люди сослались на какие-нибудь частные и убедительные причины, принятые коронером и репортерами с сочувствием и покорностью. Он теперь мог понять, почему не было упомянуто имя «родственника». Цель, очевидно, была не допустить Эмили узнать, при каких ужасных обстоятельствах умер ее отец. Ее душевное спокойствие зависело положительно от молчания Албана. Молчание было состраданием, но и обманом; и ему — постороннему — ничего более не оставалось, как сделаться сообщником в семейном обмане.
Между тем Эмили напомнила ему, что он еще не ответил ей.
— Я против этого, — ответил Албан, — потому что миссис Рук грубая и дерзкая женщина. Она может воспользоваться вашим письмом для какой-нибудь собственной цели, и вы после можете об этом пожалеть.
— Это все?
— Разве этого недостаточно?
— Это может быть достаточно для вас. Что касается меня, то когда я обижаю кого-нибудь незаслуженно, я всегда извиняюсь.
Терпение Албана было неистощимо.
— Я могу только предложить вам совет с честным намерением принести вам пользу, — ответил он кротко.
— Вы имели бы гораздо большее влияние на меня, мистер Моррис, если бы были несколько откровеннее со мной. Может быть, я неправа — но я не люблю следовать совету, который дается загадочно.
Его невозможно было обидеть.
— Это весьма естественно, — сказал Албан, — я не могу вас порицать.
Румянец ее сгустился, и голос сделался громче. Терпеливое согласие Албана со всеми ее взглядами — так вежливо и внимательно выражаемое — начинало раздражать ее.
— Сказать проще, я должна верить, что ваше мнение о другом лице не может быть ошибочно?
В дверь коттеджа позвонили. Но Эмили так горячо старалась обличить Албана, что не услышала звонка.
— Я не ожидаю, чтобы вы считали меня непогрешимым, — сказал Албан, — может быть, вы вспомните, что я имею некоторую опытность. Я, к несчастью, старше вас.
— О, конечно, мудрость приходит с годами, — ответила Эмили колко, — ваша приятельница, мисс Редвуд, по годам может быть вашей матерью — а она подозревала миссис Рук в убийстве только потому, что эта бедная женщина не хотела занимать комнату возле беспокойной старой девы.
— Давайте говорить о чем-нибудь другом, — взмолился, наконец, Албан.
Она взглянула на него с лукавой улыбкой.
— Загнала я вас наконец в угол? И вот как вы стараетесь выпутаться.
Даже его терпение истощилось.
— Вам хочется раздражить меня? — спросил он. — Неужели вы не лучше других женщин? Я не поверил бы этому, Эмили.
— Эмили? — повторила она свое имя удивленным тоном, который напомнил ему, что он заговорил с нею фамильярно в самое неудобное время — когда они готовы поссориться.
Он так сильно почувствовал упрек, что не мог ответить спокойно.
— Я думаю об Эмили — я люблю Эмили — моя единственная надежда состоит в том, чтобы Эмили полюбила меня. О! Неужели для меня нет извинения, если я забываю назвать вас «мисс», когда вы огорчаете меня?
Все нежное и правдивое в ее натуре тайно приняло его сторону. Она последовала бы этому доброму побуждению, если бы только у Морриса хватило спокойствия понять ее. Но раздражение кроткого и великодушного человека, раз возбужденное, утихает медленно. Албан вдруг встал со своего места.
— Мне лучше уйти! — сказал он.
— Как вам угодно, — ответила она. — Уйдете вы, мистер Моррис, или останетесь, я все-таки напишу к миссис Рук.
Доктор Олдей отворил дверь именно в ту минуту, когда Эмили говорила последние слова. Ее запальчивость показалась ему забавной.
— Кто она, миссис Рук? — поинтересовался доктор.
— Очень почтенная женщина, — с негодованием ответила Эмили, — экономка сэра Джервиса Редвуда. Вам не следует насмехаться над нею, доктор Олдей! Она не всегда была в услужении — она была содержательницей гостиницы в Зиланде.
Доктор, клавший свою шляпу на стул, остановился. Гостиница в Зиланде тотчас напомнила ему о мисс Джетро.
— Отчего вы так горячитесь? — спросил он.
— Оттого, что я ненавижу предубеждения!
Эмили указала на Албана, спокойно стоявшего на другом конце комнаты.
— Вот самый предубежденный человек на свете — он ненавидит миссис Рук. Хотите, я вас ему представлю. Вы философ; вы можете принести ему пользу. Доктор Олдей — мистер Албан Моррис.
Доктор узнал человека, наружность которого тогда произвела на него столь неблагоприятное впечатление.
«По каким же причинам мистер Моррис враждебно относится к женщине, которая может быть замешана в преступлении, сделанном в ее доме? — подумал доктор Олдей. — Недурно было бы еще раз увидеть мистера Морриса при первом удобном случае».
— Я рад познакомиться с вами, сэр, — сдержанно сказал он.
— Вы очень любезны, доктор Олдей.
Обменявшись условными вежливостями, Албан подошел к Эмили проститься с сожалением и тревожным желанием — сожалением, что позволил себе выразиться опрометчиво, тревожным желанием расстаться с нею в хороших отношениях.
— Вы меня простите за то, что я не согласен с вами?
Вот все, что он отважился сказать в присутствии постороннего.
— О, да! — сказала она спокойно.
