Гастон Леру - Дама в черном
— Причем, она знала также и Ларсана, — прибавил Рультабиль. — Да, мой друг, ваши рассуждения весьма справедливы, но, зная, до каких пределов простирается гений моего отца, я предпочел бы базироваться на более солидных аргументах. Если бы Робер Дарзак был Ларсаном, то Ларсан не стал бы несколько раз показываться перед Матильдой Станжерсон, ибо именно появление Ларсана похищает Матильду Станжерсон у Робера Дарзака.
— Зачем столько рассуждений, — заметил я, — когда достаточно просто оглянуться вокруг. Откройте глаза, Рультабиль.
И он открыл их.
— На кого? — спросил мой друг с беспримерной горечью. — На князя Галича?
— Почему бы и нет? Он нравится вам, этот властитель черноземных земель, распевающий литовские песни?
— Не слишком, — ответил Рультабиль, усмехнувшись, — но он нравится госпоже Эдит.
Я сжал кулаки, но Рультабиль не обратил на это внимания.
— Князь Галич эмигрант, и не интересует меня, — спокойно сказал он.
— Вы уверены? Кто вам сказал?
— Жена Бернье знает одну из трех маленьких старушек, о которых нам рассказала за завтраком госпожа Эдит. Я навел кое-какие справки. Это мать одного из трех революционеров, повешенных в Казани. Они собирались убить императора. Я видел фотографии этих несчастных. Две другие старушки — матери остальных. Никакого интереса, — закончил Рультабиль.
— Вы не теряете времени, — восхищенно признался я.
— Но и тот, другой, тоже, — проворчал он.
— А Старый Боб? — начал я вновь.
— Нет, мой дорогой, нет! — простонал Рультабиль почти с бешенством. — Это не он. Вы увидели его парик, не так ли? Поверьте же наконец, что если мой отец вздумает надеть парик, то этого никто не заметит.
Он сказал это так возмущенно, что я обиделся и решил уйти, но он остановил меня:
— А почему вы ничего не говорите об Артуре Рансе?
— О, этот не изменился, — ответил я.
— Опять глаза, берегитесь своих глаз, Сэнклер, — сказал он и удалился, пожав мне руку.
Я задержался еще на мгновение, раздумывая… о чем? О том, что, пожалуй, не прав, утверждая, что Артур Ранс не изменился. Во-первых, он отпустил усы, что несвойственно для американца. Затем, он носит теперь более длинные волосы с прядью на лоб. И потом, я его два года не видел, а за два года человек всегда меняется. А то, что Артур Ранс, ничего, кроме спиртного, не признававший, пьет теперь только воду? Но тогда… что же госпожа Эдит? Ах, неужели я схожу с ума? Почему я говорю тоже? Тоже, как Дама в черном? Как Рультабиль? Разве я не считаю, что Рультабиль становится не вполне нормальным? Дама в черном просто околдовала нас, потому что она живет в постоянном страхе от своих воспоминаний, а мы дрожим от страха с ней вместе. Страх заразителен, как холера.
3. Как я провел время с полудня до пяти часов вечераЯ воспользовался тем, что не надо было дежурить, и пошел отдохнуть в свою комнату, но спал плохо. Мне снилось, что Старый Боб, Артур Ранс и госпожа Эдит образовали шайку бандитов и поклялись погубить меня и Рультабиля.
Проснувшись после этого кошмара и вновь увидев вокруг себя старые башни и старый замок, я громко воскликнул: «Боже! В каком логове мы решили искать убежища».
Я выглянул в окно и увидел во дворе Карла Смелого госпожу Эдит с красной розой в руках, беспечно болтавшую с Рультабилем, но когда тотчас спустился вниз, ее там уже не было. Мы с Рультабилем отправились проверять посты в Четырехугольную башню. Он был спокоен, полностью овладел своими мыслями и не закрывал больше глаз, а, наоборот, пристально посматривал по сторонам.
Четырехугольная башня, где жила Дама в черном, была предметом его постоянных забот. Я полагаю, что перед таинственном нападении необходимо предложить читателю описание обитаемого этажа этой башни, находившегося на уровне двора Карла Смелого.
При входе в Четырехугольную башню через единственную дверь К вы попадали в широкий коридор, составлявший некогда часть караульного помещения О, О1, О2, О3, в каменных стенах кладки которого имелись двери, выходящие в другие комнаты замка. Госпожа Эдит приказала возвести деревянные стенки и отгородила таким образом в караулке отдельную комнату, намереваясь устроить в ней ванную. Эта комната была теперь окружена двумя коридорами О, О1 и О2, О3, пересекавшимися под прямым углом. Дверь помещения, где в настоящее время жил Бернье, располагалась в точке S. Направляясь к единственному входу R в покои Дарзаков, вы непременно должны были ее миновать. Один из супругов Бернье всегда должен был находиться в привратницкой, и никто, кроме них, не должен был туда заходить. Из привратницкой через маленькое окошко Y можно было наблюдать за дверью V, ведущей в комнаты Старого Боба. Когда господин и госпожа Дарзак отсутствовали, то единственный ключ, открывающий дверь R, находился у Бернье. Это был новый ключ, изготовленный по специальному заказу в мастерской, известной лишь одному Рультабилю. Молодой репортер сам вставил замок.
Рультабиль хотел, чтобы порядок, установленный им для помещения Дарзаков, распространялся бы и на комнаты Старого Боба, но тот решительно этому воспротивился, причем с таким комическим возмущением, что ему пришлось уступить. Старый Боб не хотел находиться на положении заключенного и желал приходить и уходить из своих комнат, когда ему вздумается, не спрашивая ключей у привратника. Его дверь оставалась открытой, и он мог переходить из своих комнат в кабинет, помещавшийся в Башне Карла Смелого, столько раз в день, сколько ему хотелось, не тревожила никого и не заботясь ни о ком. Поэтому оставляли открытой и дверь К. Он требовал этого, и госпожа Эдит его поддержала:
— Мой дядя не боится, что его похитят, господин Рультабиль, — заявила она голосом, полным иронии.
Рультабиль понял, что следует вместе со всеми посмеяться над мыслью, что можно, как молодую женщину, похитить человека, основная привлекательность которого заключается в обладании наиболее старым черепом человечества.
И Рультабиль громко смеялся, смеялся даже громче, чем Старый Боб, но предварительно все-таки договорившись, что после десяти часов вечера Бернье будет запирать дверь К на ключ. Привратник ее и откроет, если потребуется. Это также не слишком-то устраивало Старого Боба, допоздна работавшего в башне Карла Смелого, но он не хотел постоянно противоречить этому добряку Рультабилю, который так опасался воров!
Надо сказать, что Старый Боб не придавал значения нашим оборонительным мероприятиям, ибо мы не считали нужным ставить его в известность о воскресении Ларсана-Бальмейра. Он слышал о несчастьях, некогда обрушившихся на эту бедную мадемуазель Станжерсон, но был весьма далек от подозрений, что эти несчастья все еще угрожали ей после того, как она стала называться госпожой Дарзак. И потом старый Боб, как почти все ученые, был эгоистом. Будучи счастливым от обладания самым старым черепом человечества, он полагал, что и все окружающие также должны быть необычайно счастливы.
