А. Шантарский - Не проси
— С днем рождения! — торжественно произнес он и опустил ношу на пол.
— Это же цветной телевизор! — обрадовалась Шурыгина, словно подарок предназначался ей.
— Кто этот щедрый незнакомец? — вмешалась в беседу Елкина.
— Прошу любить и жаловать — Груздев Сергей Емельянович, — представила его именинница, а затем поочередно назвала подруг.
— Штрафную опоздавшему, — провозгласила Ольга Дмитриевна, и химичка ее поддержала, наливая коньяк в фужер до краев.
— Согласен, но только на брудершафт с виновницей торжества, — выдвинул смелое условие квартирант.
Марина Владимировна попала в неловкое положение. Неудобно было отказывать человеку, который преподнес столь дорогостоящий подарок. Тут еще коллеги настаивали.
— Просим, просим! — кричали они в один голос.
Сметанина и не заметила, как в ее руке оказался такой же огромный фужер, как у Груздева, и в знак благодарности она отважилась пойти навстречу желанию Сергея Емельяновича. Их руки сплелись.
— Пей до дна, пей до дна! — подстегивали голоса подруг.
Аромат молдавского коньяка уже не казался таким приятным, он противно раздражал ноздри, она захлебывалась, но пила. Наконец пустой фужер выскользнул из рук опьяневшей женщины, со звоном разлетевшись на мелкие кусочки. Сильные руки мужчины придержали обмякшее тело, а его холодные уста накрыли ее приоткрытый рот.
— Кажется, переборщили, — прокомментировал Груздев, подхватывая именинницу на руки. Он посадил ее в кресло и приоткрыл дверь балкона. Но и свежий воздух не отрезвил ее.
— Давайте включим новый телевизор, — предложила Елкина.
Сергей Емельянович распаковал подарок, снял с тумбочки старый телевизор, опустив его на пол, и водрузил на его место новый. Подстроил каналы, предварительно подсоединив антенну, и голубой экран засветился всеми цветами радуги.
— Какая прелесть! — воскликнула Виктория Александровна.
Квартирант уже сожалел, что пил на брудершафт с хозяйкой квартиры в обществе ее подруг. Теперь он чувствовал себя неловко. Нагловатая литераторша временами раздражала его. Но Груздев нашел силы взять на себя временную роль хозяина и развлекал гостей, мило улыбаясь. Поздним вечером, приложив немалые усилия, он тактично выпроводил их. Убрав со стола и перемыв посуду, мужчина вернулся в комнату и засмотрелся на спящую Марину Владимировну.
Ее доступная в данную минуту красота манила к себе. Но Сергей Емельянович, сдерживая желание, перенес Сметанину на диван-кровать, подложил под голову подушку и накрыл пледом. Еще более часа любовался он ею и терзался в сомнениях, но в конце концов решился лишь поцеловать ее в лоб и отправился на кухню, где раздвинул раскладушку.
Марина Владимировна раскрыла затуманенные глаза и с удивлением посмотрела на улыбающегося квартиранта с подносом в руках.
— Завтрак готов. — Он поставил поднос на журнальный столик, который предусмотрительно придвинул к дивану.
— Это вы меня уложили? — постепенно приходила в себя Сметанина.
— Не мог же я бросить на произвол судьбы человека, который приютил бездомного.
Марина Владимировна доброжелательно улыбнулась и села, закинув ногу на ногу.
— По-моему, давно пора перейти на «ты», — предложила она.
— Не возражаю.
— Тогда присаживайся рядом и давай завтракать.
— С удовольствием.
С этого дня они стали друзьями. И эта, пусть пока маленькая, победа немного радовала Груздева. Он с каждым днем, часом, минутой испытывал к ней все большее и большее влечение и съезжать с квартиры не торопился. О том, что встает поперек дороги родному сыну, он не задумывался.
Марина Владимировна каких-то особенных чувств к нему не питала, но из-за частых подарков незаметно все больше попадала в зависимость. Она уже не могла напомнить квартиранту о том, что тот не решает своих жилищных проблем, и где-то глубоко внутри росло чувство вины перед Николаем.
— Нам нужно серьезно поговорить, — обратилась она как-то к Сергею Емельяновичу. — Мы поступаем по меньшей мере некрасиво по отношению к твоему сыну.
— Мы же не сделали ничего предосудительного.
— Не сделали, но для посторонних глаз наше совместное проживание выглядит иначе. — Она нервничала и беспрерывно расхаживала по комнате.
— У тебя же не было с ним ничего серьезного, — возражал мужчина.
— Я обещала парню в письмах, что по крайней мере до его возвращения не выйду замуж.
— Неужели я мешаю сдержать обещание?
— Дело в другом. Боюсь, как бы из-за меня отец с сыном не стали врагами.
— Но он еще мальчишка и младше тебя на восемь лет, — не сдавал позиции Сергей Емельянович.
— А ты на двенадцать лет старше, — остудила его пыл собеседница. Подумав, добавила: — Извини, если обидела, но я женщина и понимаю, что такие подарки, которые частенько преподносишь ты, дарят не только за красивые глазки.
— Да, ты мне не безразлична! Не хотел торопить события, но ты вынуждаешь. — Груздев обуздал эмоции и более мягко продолжил: — Я ничего не прошу, только дай мне время и возможность доказать свою любовь и преданность.
— Нет! Мне неприятно отказывать, но по-другому поступить не могу.
— Марина, в твоем возрасте уже пора заводить семью и детей, а с сыном я договорюсь. Обещаю, что сделаю все возможное и невозможное для твоего счастья. Только не прогоняй.
— Вернется Коля, тогда и решим, — твердо ответила Сметанина.
— Хорошо, — сдался квартирант и бросил на нее полный мольбы взгляд. — Но хотя бы до конца недели у меня есть время?
— Договорились, — кивнула хозяйка.
На следующий день после этого разговора, когда Марина Владимировна была дома одна, в дверь позвонили, и незнакомый мужчина поинтересовался, где он может найти Груздева Сергея Емельяновича.
— Сейчас его нет. Может, что передать ему? — ответила Сметанина.
— Мы зайдем попозже.
Из-за спины первого выглянул второй незнакомец.
— Не подскажете поточнее, когда лучше зайти? — И он обнажил ряды пожелтевших зубов — верный признак систематического употребления чифиря.
Лица посторонних вызывали у женщины недоверие и отвращение, но вида она не подала.
— Честно сказать, он мне не докладывает. Зайдите после восьми часов вечера, а можно просто позвонить по телефону. — И она назвала номер.
— Спасибо огромное, — откликнулся первый.
— Не за что.
Хозяйка, посчитав, что беседа закончена, захлопнула дверь.
Груздев пришел после десяти часов вечера. Он был пьян, явно переживая предстоящую разлуку со Сметаниной, по крайней мере, другой причины напиваться у него не было.
