Дороти Сэйерс - Под грузом улик
Не горюйте. Представьте себе, что все эти люди не имеют ко мне никакого отношения. Мама шлет вам сердечный привет и надеется на то, что вы скоро увидитесь. Бантер тоже шлет что-то уважительное — не помню, что именно. Ваш в детективном братстве П. У.».
Можно сразу сказать, что сведения, полученные на основе фотографии, оказались совершенно неубедительными.
6
ДОВОЛЬНО УПРЯМАЯ МЭРИ
Я стремлюсь сделать достоянием общественной жизни то, что любой человек получает от своей матери.
Леди АсторВ день открытия судебных слушаний в Йорке большая коллегия присяжных вынесла Джералду, герцогу Денверскому, обвинение в убийстве. Джералд, герцог Денверский, в соответствии с законом предстал перед судом, но судья неожиданно обнаружил — то, о чем уже две недели трубили все газеты по всей стране, — что, будучи обычным судьей с плебейскими присяжными, он не вправе судить королевского пэра. Впрочем, он добавил, что считает своим долгом поставить в известность лорда-канцлера (который в течение двух последних недель тайно пытался достичь компромисса и выбрать лордов для формирования комитета). В соответствии с регламентом благородный узник был уведен.
* * *
Двое суток спустя сумеречным лондонским днем в дверь квартиры на втором этаже по адресу Пикадилли, 110 звонил Чарлз Паркер. Дверь открыл Бантер, с любезной улыбкой сообщивший, что лорд Питер вышел на несколько минут, но ждет его, и предложил войти и располагаться.
— Мы приехали только сегодня утром, — добавил камердинер, — и еще не совсем устроились, так что просим извинить нас, сэр. Не угодно ли чашку чая?
Паркер утвердительно ответил на это предложение и опустился в роскошное честерфилдское кресло. После удивительно неудобной французской мебели пружинящее сиденье, мягкая спинка и первосортные сигареты Уимзи доставляли Паркеру особое блаженство. Что Бантер имел в виду, говоря, что они «еще не совсем устроились», Паркер не мог понять. Языки пламени весело отражались на безупречно чистой поверхности кабинетного рояля; книжные раритеты в мягких переплетах из телячьей кожи слабо отблескивали на фоне черных и светло-желтых стен. В вазах стояли темно-желтые хризантемы; на столе лежали последние номера газет, — словно хозяин никуда и не уезжал.
Попивая чай, мистер Паркер вынул из нагрудного кармана фотографии мисс Мэри и Дениса Каткарта. Прислонив их к чайнику, он уставился на них, переводя взгляд с одной на другую, словно пытаясь расшифровать смысл их несколько натужных, неловких улыбок. Вернувшись к своим парижским заметкам, он принялся отмечать галочками разные пункты.
— Черт! — произнес мистер Паркер, глядя на изображение мисс Мэри. — Черт, черт, черт…
Его преследовали чрезвычайно интересные мысли. В голове, сменяя друг друга, громоздились многообещающие образы. Естественно, в Париже вообще невозможно думать — все так неудобно, да еще дома с центральным отоплением. Здесь же, хоть и была тьма неразгаданных вопросов, полыхал камин. Паркер сидел перед огнем, пытаясь разобраться в сложившейся ситуации. Коты, когда они не мигая смотрят в огонь, верно, тоже обдумывают свои проблемы. Странно, как это он не подумал об этом раньше. Глядя на сидящего перед камином кота, всегда погружаешься в черную бархатную бездну размышлений. Какая роскошь — так ясно и отчетливо мыслить. Жаль было бы сейчас что-нибудь упустить — все разматывалось перед его глазами так быстро. Он уже почти нащупал разгадку и теперь не забудет ее. Логическая цепочка была совсем рядом — законченная, согласованная, отчетливо ощутимая.
— Кот у стеклодува бомбардон, — отчетливо произнес мистер Паркер.
— Счастлив слышать это, — добродушно улыбаясь, откликнулся лорд Питер. — Хорошо поспали, старина?
— Я… что? — ответил мистер Паркер. — Привет! Что значит поспал? Я уловил чрезвычайно важную последовательность событий, а вы меня сбили. Как же это было? Кот-кот-кот… — с диким напряжением он пытался вспомнить.
— Вы сказали, что у стеклодува кот бомбардон, — напомнил ему лорд Питер. — Слово просто замечательное, правда, не знаю, что вы имели в виду, произнося его.
— Бомбардон? — слегка краснея, переспросил Паркер. — Бомб… да, наверно, вы правы — похоже, я задремал. Можете себе представить, мне показалось, что я нашел разгадку. Эта фраза представлялась мне страшно важной. Даже сейчас… Нет, теперь мне уже не кажется все таким доказательным. Какая жалость! А я-то думал, что все уже прояснилось.
— Ну ничего, — спокойно заметил лорд Питер. — Только что вернулись?
— Сегодня ночью. Какие-нибудь новости?
— Куча.
— Хорошие?
— Нет.
Взгляд Паркера вернулся к фотографиям.
— Я не верю этому, — упрямо произнес он. — Черт меня подери, если я поверю хоть единому слову.
— Единому слову чего?
— Чего бы там ни было.
— Боюсь, вам придется поверить в это, Чарлз, — мягко промолвил его друг, решительно набивая трубку маленькими щепотками. — Я не утверждаю, — щепотка, — что Мэри, — щепотка, — застрелила Каткарта, — щепотка, щепотка, — но она лжет, — щепотка, щепотка. — Ей известно, кто это сделал, — щепотка, — она была готова к этому, — щепотка, — она симулирует и лжет, прикрывая преступника, — щепотка, — а мы должны заставить ее признаться. — Тут он зажег спичку и принялся раскуривать трубку, яростно попыхивая.
— Если вы можете помыслить, — с горячностью начал Паркер, — что эта женщина, — он указал на фотографии, — могла приложить руку к убийству Каткарта, мне наплевать, какие у вас есть улики, вы… к черту, Уимзи, она ведь ваша родная сестра.
— А Джералд — мой брат, — спокойно ответил Уимзи. — Надеюсь, вы не считаете, что все это мне страшно нравится? Думаю, мы будем понимать друг друга гораздо лучше, если будем сдерживать свои эмоции.
— Прошу прощения, — произнес Паркер. — Даже не могу понять, с чего это я вдруг. Простите, старина.
— Лучшее, что мы можем сделать, — это взглянуть фактам в лицо, какими бы отвратительными они ни были, — сказал Уимзи. — Я готов согласиться, что некоторые из них — страшнее смертного греха. Мама приехала в Ридлсдейл в пятницу. Она сразу поднялась наверх и занялась Мэри, пока я болтался в коридоре и дразнил кота, являя собой полную никчемность. Ну, вы можете себе представить. Потом явился доктор Торп. Я пошел и сел на сундук на площадке. Потом зазвонил колокольчик, и по лестнице поднялась Элен. Потом Торп и мама вышли из комнаты Мэри, о чем-то энергично разговаривая, после чего, стуча каблуками, мама решительно направилась к ванной — серьги у нее чуть ли не плясали от раздражения. Я юркнул за ними к дверям ванной комнаты, но ничего не смог разглядеть, так как они стояли в дверях, я только услышал, как мама сказала: «Ну, что я вам говорила », а Элен ответила: «Господи, кто бы мог подумать?», а мама продолжила: «Единственное, что я могу сказать, если бы я полагалась на вас, мои дорогие, когда мне грозило бы отравление мышьяком или — как она называется? — что-то похожее на сурепку[28] — помните этого симпатичного молодого человека с дурацкой бородой, который отравил свою жену и тещу? — я давно бы уже лежала вскрытая на столе у доктора Спилсбери. Какая у него ужасная, неэстетичная работа, бедняжка, и несчастных кроликов мне тоже очень жалко».
