Агата Кристи - Кривой домишко
— Чарльз! — воскликнула она и быстро добавила: — Нянюшка, как я рада, что он пришел.
— Я это знаю, дорогая.
Нянюшка собрала на подносе целую гору горшков и кастрюль и удалилась с ними в посудомоечную. И закрыла за собой дверь.
Я встал из-за стола и подошел к Софии, обнял ее и прижал к себе.
— Дорогая, ты дрожишь? Что случилось?
— Я боюсь, Чарльз. Я боюсь…
— Я люблю тебя, — сказал я. — Если бы ты позволила мне забрать тебя отсюда…
Она высвободилась из моих объятий и покачала головой.
— Это невозможно. Я должна дознаться правды. Но, знаешь ли, Чарльз, мне все это не нравится. Мне неприятно знать, что кто-то в нашем доме… кто-то, кого я вижу ежедневно и с кем разговариваю, на самом деле является хладнокровным расчетливым отравителем…
Я не смог ничего ответить ей. Такому человеку, как София, нельзя говорить банальные, бесполезные слова утешения.
— Если бы только узнать… — сказала она.
— Да, узнать правду, какой бы горькой она ни была, — согласился я.
— И знаешь, что меня пугает больше всего? — прошептала она. — То, что нам, возможно, никогда не удастся узнать правду.
Можно было без труда представить себе, каким кошмаром обернулась бы жизнь… И мне подумалось, что слишком велики были шансы вообще никогда не узнать, кто убил старого Леонидиса.
Размышляя таким образом, я вспомнил, что так и не задал Софии одного заинтересовавшего меня вопроса.
— Скажи мне, София, сколько человек в вашем доме знали о глазных каплях — я имею в виду, во-первых, что они были у твоего деда, а во-вторых, что они ядовиты и что определенная их доза является смертельной?
— Понимаю, к чему ты клонишь, Чарльз. Но это ничего не даст. Видишь ли, мы все знали это.
— Ну, наверное, знали в общих чертах, а я имею в виду конкретно…
— Мы все знали всё в подробностях. Однажды дед собрал нас на чашку кофе после обеда. Понимаешь, он обожал, когда вокруг него собиралось все семейство. Зрение беспокоило его уже давно. И Бренда принесла с собой эзерин, чтобы закапать ему по одной капле в каждый глаз. А Джозефина, которая вечно задает всякие вопросы, спросила, почему на пузырьке написано «Глазные капли — только для наружного применения» и что случится, если выпить целый пузырек. Дед улыбнулся и сказал: «Если бы Бренда по ошибке ввела мне эзерин вместо инсулина, то, думаю, я стал бы задыхаться, лицо мое посинело бы и я умер бы, потому что, видишь ли, у меня довольно слабое сердце». Джозефина произнесла «Оо-о!», а дед продолжал: «Поэтому нам следует позаботиться о том, чтобы Бренда не ввела мне эзерин вместо инсулина, не так ли?» — София немного помолчала и добавила: — И мы все присутствовали, когда он это говорил. Понимаешь? Мы все слышали это!
Я понимал. Где-то в глубине души у меня теплилась слабая надежда на то, что для отравления требовались элементарные специальные знания. Однако оказалось, что старый Леонидис фактически сам разработал подробную схему своего собственного убийства. Убийце не надо было даже обдумывать план или размышлять над способом. Сама жертва снабдила его простым и доступным методом убийства.
Я глубоко вздохнул. София, будто прочитав мои мысли, сказала:
— Все это выглядит довольно ужасно, не так ли?
— Знаешь, София, — сказал я, — из всего этого сам собой напрашивается один вывод.
— Какой?
— Что ты права и что это сделала не Бренда. Она просто не стала бы точно следовать этой схеме, о которой все вы слышали и которую, несомненно, запомнили.
— Я в этом не уверена. Кое в чем она бывает страшно тупой.
— Ну не настолько же, чтобы сделать подобную глупость, — сказал я. — Нет, Бренда отпадает.
София отодвинулась от меня.
— Тебе не хочется думать, что это сделала Бренда, ведь так? — спросила она.
Что я мог ответить на это? Не мог же я заявить, чтобы сделать ей приятное: «Да, я надеюсь, что это сделала Бренда».
А почему не мог? Не потому ли, что, с одной стороны, была Бренда в полном одиночестве, а с другой — дружно ополчившееся против нее могущественное семейство Леонидисов? Что это? Рыцарский дух? Стремление защитить слабого, беззащитного? Я вспомнил, как она сидела на диване в своем роскошном траурном туалете, вспомнил безнадежность, звучавшую в ее голосе, и… страх в глазах.
Весьма своевременно из посудомоечной вернулась нянюшка. Мне кажется, она почувствовала некоторую напряженность, возникшую между мной и Софией.
Она неодобрительно проворчала:
— Все об убийствах толкуете? Послушайте меня и положитесь на полицию. Это их дело, а не ваше.
— Нянюшка, нянюшка… неужели ты не понимаешь, что в этом доме где-то бродит убийца…
— Что за вздор, мисс София! У меня скоро лопнет терпение с вами. Разве не стоит все время открытой парадная дверь… разве не открыты все двери в доме и разве хоть что-нибудь здесь запирается? Все здесь само зовет воров и грабителей!
— Это не мог сделать грабитель, ведь ничего не было украдено. К тому же зачем бы грабителю проникать в дом с целью отравления?
— Я не говорила, что это сделал грабитель, мисс София. Я сказала только, что все двери в доме открыты настежь. Кто угодно может войти. Если хотите знать, то мне кажется, что это сделали коммунисты.
И нянюшка с удовлетворенным видом подкрепила свое высказывание энергичным кивком.
— С какой стати коммунистам потребовалось бы убивать бедного дедушку?
— Ну, знаешь, всем известно, что они всегда замешаны во всем, что происходит. А если не коммунисты, то, помяни мое слово, это сделали католики. Все они похожи на вавилонскую блудницу!
Очень довольная тем, что за ней осталось последнее слово, нянюшка вновь скрылась за дверью посудомоечной.
Мы с Софией рассмеялись.
— Убежденная протестантка старой закваски, — сказал я.
— Да уж, ее только послушать! Пойдем, Чарльз, зайдем в гостиную. Там сейчас нечто вроде семейного совета. Его намечалось провести сегодня вечером, но он начался раньше назначенного времени.
— Мне, наверное, лучше не вмешиваться, София?
— Если ты все еще не раздумал жениться на мне и войти в семью, то тебе лучше заранее посмотреть на них, когда они всерьез берутся за дело и перестают церемониться.
— А о чем будет речь?
— О состоянии дел Роджера. Ты, по-видимому, уже имеешь об этом кое-какое представление? Но только сумасшедшему может прийти в голову, что Роджер мог убить деда. Да ведь Роджер обожал его!
— По правде говоря, я и не думал, что это мог сделать Роджер. Думал, что, может быть, это дело рук Клеменси.
— В этом я виновата. Это я невольно внушила тебе такую мысль. Но в этом ты тоже ошибаешься. Мне кажется, что Клеменси и бровью не поведет, если Роджер потеряет все свои деньги. Думаю, что она даже была бы рада. У нее есть своя необычная страсть… стремление не иметь ничего. Пойдем!
