Андрей Зарин - В поисках убийцы
— А Патмосов найдет, — с уверенностью повторил прыщавый молодой человек.
— Тот может, — согласились все.
Между тем начальник с помощником сидели в кабинете, курили и обменивались впечатлениями.
— Вот случай! — возбужденно и радостно говорил начальник. — Преступление — и никакого следа. Интересно, как бы справился тут Путилин?
— Гм… — пробурчал помощник, дымя папиросой. — И нам, пожалуй…
— А мы найдем, — воскликнул начальник. — Нынче для этого нужны совсем другие приемы, мой милый Август Семенович; мы, сидя здесь, в кабинете, доберемся. Да.
— То есть как же?
Лицо начальника просияло; он закурил новую папиросу, откинулся на спинку кресла и почти крикнул:
— Умом, Август Семенович, умом! Путилин и Леко-ки всякие чутьем брали, а мы — умом. Да!.. Найдем эту женщину.
— А как найдем?
- Кусочками. Вот теперь еще голова, а там руку, ногу…
— А потом?
— Восстановим ее, а там — кому нужна ее смерть, и дальше, дальше…
Помощник, выпустив струю дыма, покрутил головой, не смея спорить со своим начальником.
А в это время Чухарев уже летел обратно в канцелярию с новой страшной находкой, завернутой в две рогожи. Он выскочил из саней у подъезда, суетливо приказал сторожам вынуть поклажу и бросился в кабинет начальника.
— Привез, — заявил он, тяжело переводя дух. — Вот протокол и донесение, — и он подал бумаги.
— Надо подождать прокурора и следователя, — сказал начальник. — Обуза! — и он вздохнул.
Товарищ прокурора и следователь приехали почти тотчас. Все прошли в общую комнату, где их уже ожидала коробка с почтовым извещением; "Большой скоростью. Город Вильно. Станиславу Личинскому. Немецкая улица, № 68". Со всех сторон было написано: "Осторожно".
— А что там? — спросил начальник, указывая на коробку.
Чухарев вздрогнул и заморгал.
— Вскройте! — приказал следователь.
Сторожа привычной рукой сняли веревки, ловко вспороли клеенку и раскрыли большую коробку, из тех, в каких портнихи возят платья.
— Крышку!
Сторожа расстегнули ремень, сбросили крышку и отшатнулись с побледневшими лицами. По комнате распространился тяжелый запах разлагающегося трупа.
Товарищ прокурора, следователь и начальник с помощником приблизились к коробке и, нагнувшись, заглянули в нее. Было от чего содрогнуться даже привычному человеку. Наполнившие комнаты агенты поочередно подходили, заглядывая из-за спины начальства, и в ужасе отшатывались.
В коробке стояла большая, глубокая глиняная чашка овальной формы, наполненная кусками рубленого мяса, и на этой груде кровавого, почерневшего мяса лежала безносая голова с выражением безмятежного покоя на обезображенном лице; темно-русые волосы покрывали часть страшного мяса.
— Необходим доктор, — сказал начальник. — Вызовите по телефону!
Все в сыскном отделении пришло в волнение. Сверху спустили фотографа с камерой и стали снимать страшный багаж с боков и сверху. Все служащие перебывали в комнате и заглянули в коробку.
Наконец приехал доктор, и начались осмотр и подробная опись страшной посылки.
— Редкое, исключительное дело, — произнес следователь. — Помню, было когда-то убийство Зона, после того еще два случая посылки трупа багажом, но такого изуверства не было.
— Что-то невероятно злодейское, — возмутился молодой товарищ прокурора. — Вы, доктор, говорите, молодая женщина?
— Лет тридцати.
— Рука и нога, несомненно, ее, — воскликнул начальник сыскной полиции.
— Ясно, ясно, — подтвердил его помощник.
— Что это — сумасшествие, безумная месть или ревность? — мечтательно заговорил товарищ прокурора. — Ужасно!
Следователь со спокойным лицом быстро писал, составляя протокол.
— И пахнет же! — сказал он, ставя точку и кладя перо.
— Необходимо отправить в прозекторскую, — произнес доктор, — я произведу анализ и исследование.
— Просто в чашке?
— Понятно. Это все остается вам.
— И никаких следов! — воскликнул начальник полиции. — Я думал, что по голове узнаем жертву, но лицо так обезображено…
— А коробка, веревка, клеенка? — сказал следователь.
— Мало ли их? Преступление совершено не ранее как неделю назад. Следов нет, — произнес начальник, покачав головой, и шепотом прибавил помощнику: — Но мы их придумаем и найдем.
На другой день столичные газеты были полны описаниями страшных находок, багажа и всего темного кровавого дела. Даже так называемые большие газеты выделили это происшествие из обычной хроники, а мелкая пресса посвятила ему целые столбцы.
Кухарки, горничные и швеи взвизгивали и закрывали лицо руками, когда в мелочной лавке бойкий приказчик читал кровавые описания. Дворники, лакеи и писари с деловым видом обсуждали это происшествие. То же, в немного измененном виде, происходило и в семьях чиновников среднего круга, и в салонах высшего круга.
III
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Присяжный поверенный Алексей Петрович Горянин праздновал двадцатую годовщину своей свадьбы. Хотя это событие в течение остальных дней в году и сам Горянин, и его жена признавали за несчастье своей жизни, все же они праздновали его, пользуясь случаем устроить необходимую для связей вечеринку. А на этот раз Горянин только что получил хороший гонорар и сделал вечер, не скупясь на расходы.
Большой зал, гостиная, кабинет и даже спальня, обращенная в карточную, не считая столовой, были ярко освещены и предоставлены гостям, которые сидели, ходили, стояли поодиночке и группами, оживляя красиво убранные комнаты.
Хозяйка дома, томная Евгения Павловна, красивая сорокалетняя дама, сидела на диване в гостиной с двумя пожилыми дамами, окруженная мужчинами. Ее муж, Алексей Петрович, с возбужденным лицом проносился из комнаты в комнату, то подсаживаясь к одним, то останавливаясь подле других, там угощая, здесь устраивая партию в винт, и олицетворял собою радушного хозяина.
В кабинете его приятели пили пунш и разговаривали о прокурорах, речах, процессах и гонорарах. В зале молодежь танцевала под рояль; в гостиной гремел граммофон, в спальне-карточной раздавались возгласы: "Пики, трефы, четыре пики, малый шлем, без одной", — и голос генерала Чупрынина в общем шуме гудел, как шмель в летний полдень.
В гостиной Евгения Павловна изнывала, стараясь поддержать скучный разговор с двумя пожилыми дамами и в то же время удерживать подле себя мужское общество. Вдруг, словно на помощь ей, вошла Дьякова.
— Душечка, Елена Семеновна, побудьте с нами, садитесь! — радостно воскликнула Евгения Павловна.
