Л. Гринвуд - Последняя битва
Принца всего трясло, он дышал с присвистом.
— Ваше высочество, — строго сказал я и подхватил его под руку, — вам надо прилечь.
— Нет-нет, доктор, я не могу. Пока я не найду его, я не лягу. Понимаете, без него я не могу ответить, и… О нет, нет, нет!
Наконец втроем нам удалось препроводить несчастного принца в спальню — с одной стороны его поддерживал Ганс, с другой — я. Постельный режим был совершенно необходим — иначе принцу грозило нервное истощение. Но я знал, что эта передышка дана нам ненадолго.
Тем временем Холмс быстро осмотрел уличную одежду принца, вытащил из кармана, закрытого на пуговицу, ключи и прошел обратно в кабинет. Вскоре к нему присоединился и я. Холмс сидел за столом, на котором прежде разбросанные бумаги высились аккуратными стопками, и внимательно изучал какой-то листок, расчерченный на квадраты, в каждом из которых было по букве.
— Ваш вердикт был абсолютно верен, Холмс, — сказал я. — Принц серьезно болен, и, боюсь, ему становится все хуже.
Холмс рассеянно на меня взглянул. Кажется, он не сразу сообразил, что я к нему обращаюсь.
— А причину вы установили? — спросил он.
— Это какая-то новая форма гриппа, — ответил я. — И болезнь очень быстро распространяется по обе стороны фронта.
— Какие перспективы у больных?
— Некоторые выживают. Но из тех, у кого, как и у принца, дело дошло до пневмонии, таких немного.
— Пневмония, — хмуро повторил Холмс. — Значит, в лучшем случае он на несколько дней полностью выпадет из жизни. А нет никакого лекарства, чтобы быстро поставить его на ноги? У нас каждый день на счету. Да что там, даже несколько часов могут все изменить — и тогда решится судьба сотен, тысяч человек.
— Ну, кое-какой эффект оказывают инъекции морфия, — ответил я. — Но больше предложить ничего не могу.
— Тогда делайте ему эти инъекции, доктор! Я надеялся, что принц придет в себя хоть ненадолго и сможет вспомнить хоть что-нибудь, что помогло бы мне с этим ребусом, но… — Холмс протянул мне лист бумаги.
Я непонимающе уставился на ряды согласных букв.
P M B F D R C S T C N
R W N T D H S T V S N
C Y C R S S S G N R R
F N T W H D R L S L B
D R T G T H C T K F M
R M T N H N N T T P H
R S M C P N T T R N P
N L T Y N V W T N L T
B N C C D N F C G V H
D J K N L M L N P B Q
R S R T T V Y W X W W
— Вы что, хотите сказать, что вот это — последнее из писем президента США?
— Думаю, да, — кивнул Холмс. — Оно написано на бумаге американского производства; принц держал его в закрытом внутреннем ящике стола; вне всякого сомнения, письмо зашифровано.
— Тогда что же искал принц? Может, он просто бредил?
— Вовсе нет, доктор. Он потерял — вернее, не заметил, что этот предмет унес с собой граф Гоффенштейн, — ключ к шифру, которым они с президентом пользовались при переписке. Принц всегда держал листок с ключом во внутреннем кармане. Видимо, он как раз достал его, собираясь прочесть последнее письмо, когда граф, оттолкнув Ганса, практически ворвался в комнату. Неизвестно, знал ли граф о том, что всего несколько минут назад принц получил очередное послание от президента. Впрочем, я все-таки склоняюсь к тому, что знал. Я не сомневаюсь, что граф воспользовался полубессознательным состоянием принца и стащил лист с того места, куда тот его в забытьи положил. Для человека вроде графа это — детские игры на лужайке, — заметил Холмс.
Я вновь обратил свой взор на зажатый в руке листок, все такой же непонятный и загадочный.
— Но как выглядел этот ключ к шифру?
— Скорее всего, это был лист слегка прозрачной бумаги того же размера и формы и так же расчерченный на квадраты, в которых были буквы, использованные в оригинальном письме лишь для отвода глаз. Наложив лист с ключом на шифровку, мы бы увидели буквы, которые составляли истинное послание.
— Но тут же нет гласных, — заметил я.
— А они и не нужны. — Холмс почиркал в блокноте и протянул его мне. — Можете прочитать вот это?
Он написал: «HLMSNDWTSN».
— Холмс и Ватсон, — без труда расшифровал я.
— Вот именно.
Я вновь обратил свое внимание на расчерченную страницу:
— Без ключа нам ведь не удастся расшифровать послание, верно?
— Но попытаться все же стоит. Единственное, что меня беспокоит, — страшная нехватка времени. Впрочем, у нас есть и кое-какие преимущества.
— Это какие же? Не вижу ни одного.
Холмс постучал по левому уголку письма сверху и правому снизу.
— Мы знаем, что это письмо отправил американский президент немецкому канцлеру. Так как две первые буквы — «PM», а две последние — «WW», — можно предположить, что они означают «Принц Макс» и «Вудро Вильсон».
— Не так уж это и много.
— Кроме того, мы можем сделать еще пару выводов. Во-первых, язык, на котором написано послание. Так как принц великолепно знает английский, а немецкий президенту незнаком, то можно заключить, что переписка велась именно на английском. Кроме того, эти двое прекрасно разбираются в хитросплетениях политической жизни, а вот в тонкостях шифрования — вряд ли. Значит, ключ к шифру должен быть достаточно простым. Во-вторых, надо учитывать, в каких сложных обстоятельствах им приходилось переписываться. Я уверен, что граф Гоффенштейн — не единственный шпион, следивший за их тайной перепиской. Поэтому можно предположить, что такой код использовался ими всегда, а значит, в коротких письмах лишние клетки заполнялись произвольно. Вы можете заметить, что в последних трех строках присутствуют все буквы алфавита, расставленные по порядку. Мы еще не побеждены, доктор. Пока у нас есть работа, мы на коне.
С этим я спорить не стал, хотя и испытывал определенные сомнения по поводу наших шансов на успех. Заглянув к принцу, я увидел, что он пытается встать с постели, и вколол ему очередную дозу морфия.
Это его быстро успокоило. Однако время от времени приступы возобновлялись: его тело сводило судорогой, взгляд начинал беспокойно метаться по комнате, и принц хрипло стонал «Ну где же… где… где…», насколько ему хватало дыхания. Эти симптомы исчезли после второй инъекции. Принц дышал с трудом, лицо его покраснело еще больше. Он весь горел. Хорошо это было или плохо, но он приближался к кульминационной, кризисной точке болезни.
Без Ганса я бы в эти часы не справился. Он беспрекословно выполнял любые мои приказания. И хотя казалось, ничто не способно помочь больному, я все же решил прибегнуть к простому испытанному средству — на протяжении часа попеременно ставить ему на грудь и поясницу горячие и холодные примочки.
Если Ганс не был занят сменой примочек, то стоял у постели своего господина, внимательно следя за каждым его движением и прислушиваясь к каждому стону. Я же уснул в кресле у камина; и если наяву я думал только о пациенте, то во сне меня одолевали бесконечные ряды согласных букв.
