Чарльз Вильямс - Клеймо подозрения
Из трубки продолжали доноситься слабые звуки.
Я поднял трубку.
Я знал, что вмешиваюсь не в свое дело, но движение было чисто рефлекторным; я уже подозревал, что могу услышать.
Я оказался прав.
Это был чей-то шепот — злобный, грязный и издевательский, и от помоев, которые он выплескивал, вам стало бы тошно. Мне показалось, что там, на другом конце провода, где-то в глубине, я слышал и еще какие-то звуки. Наконец поток грязи иссяк, и человек спросил также шепотом:
— Вы хорошо меня слышите, милочка? Скажите, как вам это нравится?
Я прикрыл трубку ладонью, наклонился над столом и, коснувшись ее руки, сказал:
— Ответьте ему что-нибудь...
С этими словами я придвинул к ней аппарат. Она подняла голову, но единственным ответом был устремленный на меня взгляд, полный страха. Я тряхнул ее за плечо.
— Ну, давайте же! — приказал я. — Скажите что-нибудь... Любое, что придет в голову.
Она кивнула, и я снял ладонь с трубки.
— Почему? — выкрикнула она. — Почему вы так со мной обращаетесь?
Я кивнул ей и стал слушать, что последует за этим. В ответ раздался мягкий шипучий смешок, который вызвал такое ощущение, будто болотная тварь ползла по обнаженному телу.
— Потому что мы знаем одну тайну, милочка!.. Мы ведь знаем, что это вы его убили...
Я нахмурился — это не похоже на обычный шантаж. А шепот между тем продолжался:
— Да, мы знаем это, милочка! И мне это нравится. Мне нравится думать о том, как мы вдвоем... — Он конкретизировал то, о чем ему нравится думать. Воображение у него было богатое, порождавшее грязные, ползучие образы.
Потом на линии что-то щелкнуло, и в трубке стало тихо — он дал отбой.
«Не очень он торопился, однако», — подумал я. Я положил трубку на рычаг и взглянул на опущенную голову миссис Лэнгсон.
— Ничего страшного, — сказал я. — Такие люди обычно не опасны.
Она подняла голову, но не произнесла ни звука.
— И давно он так? — спросил я.
— Давно... — прошептала она. — Давно... — Неожиданно она покачнулась.
Я бросился, подхватил ее и осторожно опустил на коврик. Она показалась легкой, необычно легкой для молодой женщины ее роста.
Я поднялся и позвал:
— Джози!
После этого я вновь посмотрел на нее, обратил внимание на необычайную бледность лица и спросил себя: сколько же времени она ходит по краю нервного срыва?
Джози появилась из-за портьеры и вопросительно посмотрела на меня.
— У вас найдется немного виски? — спросил я.
— Виски?.. Нет, сэр, у нас нет ни капли... — Она приблизилась к столу и только тут увидела лежавшую на коврике миссис Лэнгстон. — О, боже ты мой! Да что же это такое?
— Тихо! — сказал я. — Принесите мне стакан и влажное полотенце.
Я поспешно вышел и взял из машины один из моих чемоданов. В нем была бутылка виски.
Джози быстро вернулась. Я налил в стакан немного виски и, опустившись на колени перед миссис Лэнгстон, обтер ее лицо мокрым полотенцем.
— Она не заболеет? — с тревогой спросила Джози.
— Не думаю, — ответил я. — Это просто обморок. — Я пощупал ей пульс: достаточно ровный.
— Вы не собираетесь давать ей виски?
— Не сейчас же, когда она в обмороке! — нетерпеливо ответил я. — Вы что, хотите, чтобы она захлебнулась? Где ее супруг?
— Супруг?
— Мистер Лэнгстон! — резко сказал я. — Ступайте и приведите его! Где он?
Она покачала головой:
— Мистера Лэнгстона нет... Он умер.
— О! — вырвалось у меня.
— Может, позвать доктора? — спросила Джози.
— Думаю, что не надо, — ответил я. — Обождите минутку!
Миссис Лэнгстон шевельнулась и открыла глаза. Я приподнял ее за плечи и поднес к губам стакан с виски. Она сделала глоток, закашлялась, но выпила. Я передал стакан Джози.
— Немного воды! — сказал я.
Через минуту миссис Лэнгстон уже могла сидеть. Я помог ей перебраться в кресло и дал еще немного виски. Лицо ее немного порозовело.
— Спасибо, — сказала она прерывающимся голосом.
Я нетерпеливо отмахнулся.
— Вы знаете, кто он?
— Не имею ни малейшего представления... — Она беспомощно покачала головой.
— Но вы обращались в полицию?
Она кивнула:
— Несколько раз...
Нельзя было терять времени. Я подошел к телефону и вызвал станцию.
— Соедините меня с шерифом!
После второго гудка послышался мужской голос, и я сказал:
— Я хотел бы поговорить с шерифом...
— Его нет. Говорит Макгрудер. В чем дело?
— Я звоню из «Магнолии», — сказал я. — По поводу помешанного, который постоянно названивает миссис Лэнгстон. Я полагаю, к вам уже поступала жалоба.
— Насчет чего?
— Насчет помешанного, — повторил я. — Чокнутого. Он досаждает миссис Лэнгстон по телефону.
— Да, да, знаю, — ответил он. — Так что насчет него?
— Могу навести на его след; если вы поспешите, то сможете его задержать. Он повесил трубку всего две минуты назад и...
— Подождите, приятель! Не так быстро. Вы-то сами кто?
Я перевел дыхание.
— Мое имя Чэтэм. Я остановился в мотеле и случайно был у телефона, когда позвонил этот психопат. Я послушал, что он говорил...
— Зачем?
Если это был и не самый глупый вопрос, какой вообще может задать полицейский, то все равно он граничил с глупостью. Но злой ответ, вертевшийся на языке, мне пришлось проглотить.
— Просто чтобы постараться понять, откуда он звонит.
— И он вам это сообщил? Очень мило с его стороны.
Я вздохнул.
— Нет, не сообщил, но я слышал характерные звуки на заднем фоне. И это могло бы вам помочь...
— Да, да, конечно! Вы нашли отпечатки пальцев на телефоне...
— Значит, вы не хотите меня выслушать?
— Послушайте, приятель, — сказал он холодно, — вы думаете, нам больше нечем заняться, как бегать по городу, разыскивая пьяницу, который звонит по телефону? Передайте миссис Лэнгстон, что если она не желает выслушивать эту дребедень, то пусть вешает трубку. По-моему, все очень просто.
— Ее нервы на пределе.
— Тогда пусть вообще не подходит к телефону.
— А деловые звонки?
— Ну, я не могу отвечать за всех, кто ей звонит... И вообще, телефонные звонки никому еще не приносили вреда.
— Об этом я как-то не подумал, — ответил я. — Во всяком случае, передам ей ваши слова и, надеюсь, все будет в порядке.
С этими словами я повесил трубку. Все во мне клокотало от злости.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я повернулся к миссис Лэнгстон.
Джози уже вернулась к своей работе. А хозяйка провела рукой по волосам — жест, выражающий глубочайшую усталость. Слишком бледна ... Еще несколько дней такой жизни — и она рухнет, как подпиленное дерево в бурю.
