Колин Декстер - Безмолвный мир Николаса Квина
Морс пришёл на несколько минут раньше назначенного времени, но декан синдиката уже ждал его в своём отделанном дубовыми панелями кабинете, расположенном у старинной лестницы. Они дипломатично поговорили о том, о сём. Пять минут пятого постучался слуга и вошёл с подносом в руках.
— Думаю, надо выпить по чашечке дарджилинга. Вы не против? — Голос, как и его обладатель, был приторный и культурный.
— Охотно, — согласился Морс, пытаясь сообразить, что такое дарджилинг.
Одетый в белое слуга разлил тёмно-коричневую жидкость в чашки из костяного фарфора с рельефным изображением герба Лонсдейл-колледжа.
— Молока, сэр?
Морс с умилением беспристрастного человека наблюдал за происходящим. Декан, вероятно, как и всегда, получил непременный ломтик лимона и пол чайной ложки сахарного песку, отмеренного слугой с точностью едва ли не до крупинки. Сахар с крайней серьёзностью размешал тот же слуга. Старый негодник, поди, заставляет и шнурки ему завязывать! Мир идиотских грёз! Морс отхлебнул чаю, откинулся на спинку кресла и увидел, что декан с холодноватой улыбкой смотрит на него.
— Вижу, вы не одобряете. Я вас не виню. Он со мной вот уже почти тридцать лет. Он мне почти что… Однако простите, я отвлёкся. Ведь вы пришли поговорить со мной о мистере Квине. Что именно вы хотели бы услышать?
Декан определённо был воспитан и по натуре чувствителен: через год ему предстояло оставить пост — исполнялось шестьдесят пять лет, — и он определённо был огорчён, что трагическая история с Квином могла омрачить его долгое и достойное сотрудничество с синдикатом. Морсу это показалось, гак ни странно, жалостью к самому себе.
— Сэр, как по-вашему, синдикат можно назвать счастливым местом?
— О да. Полагаю, вам каждый это подтвердит.
— Никакой враждебности? Никаких… э-э… личных счетов?
Декана немного смутил вопрос. Стало ясно, что счастливым местом синдикат можно назвать с одной-двумя оговорками — разумеется, несущественными:
— Всегда бывают некоторые… э-э… трудности. Вы их найдёте в любом… э-э…
— Какие трудности?
— Ну, главным образом, я полагаю, не обходится… э-э… без… э-э… трений, так сказать, между старшим поколением — то есть моим поколением — и некоторыми более молодыми синдиками. Это неизбежно. То же самое происходило, когда мне самому было столько же, сколько им сейчас.
— У молодых собственные идеи?
— Да, и я этому рад.
— Не можете вспомнить какой-нибудь конкретный случай?
Декан опять сделал нерешительную паузу.
— Вы ведь не хуже меня понимаете, о чём идёт речь. Ну, погорячатся люди, потом остынут.
— Нечто подобное было хоть раз как-то связано с Квином?
— Если откровенно, думаю, что нет, господин старший инспектор. Видите ли, один из инцидентов, о котором мне подумалось, произошёл до назначения Квина. Если быть совсем точным, это случилось, когда мы обсуждали его кандидатуру.
И декан вкратце изложил разногласия членов комиссии по назначениям. Морс слушал с огромным интересом.
— Вы утверждаете, что Бартлет не хотел назначать Квина?
Декан отрицательно покачал головой:
— Вы меня не так поняли. Секретаря он вполне устраивал. Но, как я сказал, лично он отдавал предпочтение другому кандидату.
— А вы, сэр? Каково было ваше мнение?
— Я… э-э… Мне показалось, что секретарь прав.
— Значит, мистер Руп испортил вам всю обедню?
— Нет-нет! Вы опять меня не так поняли. Квина назначила комиссия, а вовсе не Руп.
— Послушайте, сэр. Прошу вас быть со мной до конца откровенным. Я окажусь прав, предположив, что Бартлет и Руп недолюбливают друг друга?
— Вам не понравился чай, господин инспектор? Вы едва притронулись к чашке.
— Вы не хотите отвечать на мой вопрос, сэр?
— Мне кажется, будет честнее, если вы спросите об этом у них самих, не так ли?
Морс кивнул и быстро допил остывший чай.
— А что вы можете сказать о штатных работниках? Среди них тоже существуют какие-то… э-э… трения?
— Вы имеете в виду научных сотрудников? Не-ет, не думаю.
— Однако в вашем голосе чувствуется сомнение.
Декан сел поглубже в кресло и медленно допил чай. Морс понял, что ему надо не упустить свой шанс.
— Например, как насчёт мисс Хайт?
— Очаровательная женщина.
— По-вашему, мы не должны порочить других, если…
— Если разговор заходит на такую тему, я могу сообщить только то, что ничего об этом не знаю.
— А сплетни?
— У нас хватает разума не прислушиваться к сплетням.
— Неужели? — Однако было ясно, что декана не разговорить, и Морс ещё раз поменял направление расспросов. — А что вы скажете о Бартлете? Его недолюбливают?
Декан пытливо посмотрел на Морса и не торопясь налил ещё чаю.
— Что вы имеете в виду?
— Просто меня интересует, нет ли у кого-то из сотрудников какой-либо причины… ну, вы понимаете, — Морс сам не знал, что его интересует, а декан, кажется, знал.
— Вы, наверно, подумали об Оглби?
Морс глубокомысленно кивнул и постарался придать себе всезнающий вид.
— Да, именно о мистере Оглби я и подумал.
— Ну, это давняя история! Сколько лет прошло с тех пор! Ха! Помнится, тогда я считал Оглби более достойным кандидатом. Я даже голосовал за него. Но потом мне стало очевидно, что Бартлет — гораздо более мудрый выбор, и все были очень рады, что Оглби согласился занять пост заместителя секретаря. Он очень способный человек. Я абсолютно убеждён, что он, если бы хотел, мог бы…
Теперь декан говорил совершенно свободно, а Морс чувствовал, как его внимание всё больше и больше уходит в сторону. Итак, Бартлет и Оглби одновременно добивались места секретаря синдиката, и Оглби потерпел поражение в этой борьбе. Возможно, обида неотступно мучила его долгие годы. Может быть, она терзает его и сейчас. Но какое, чёрт побери, отношение это могло иметь к убийству Квина? Вот если бы убили Бартлета — или, на худой конец, Оглби, — тогда да! Однако…
Декан стоял у окна и наблюдал, как Морс торопливо пересекает внутренний дворик. Он знал, что последние десять минут его слова падали на мёртвую почву и что ему до конца жизни не понять выражения невозмутимого удовольствия, которое так неожиданно появилось на лице старшего инспектора.
Льюис допил свой чай и собирался уходить из столовой при управлении, когда туда вошёл констебль Диксон.
— Вижу, вы решили просить помощи, сержант. Старину Морса основательно заклеймило, да?
Он протянул Льюису номер «Оксфорд мейл» и показал на заметку в самом низу первой страницы:
