Агата Кристи - Восточный экспресс
– Вполне с вами согласен, – сказал доктор Константин. – Она очень хладнокровна. По-моему, она не стала бы кидаться на обидчика с ножом, а просто подала бы на него в суд.
Пуаро вздохнул:
– У вас обоих навязчивая идея, будто это непредумышленное, непреднамеренное убийство, и вам надо поскорее от нее избавиться. Что же касается моих подозрений относительно мисс Дебенхэм, на то есть две причины. Первая – случайно подслушанный мной разговор – о нем я пока еще вам не рассказывал, – и он передал любопытный разговор, подслушанный им по пути из Алеппо.
– Очень любопытно, – сказал мсье Бук, когда Пуаро замолчал. – Но его еще требуется истолковать. Если он означает именно то, что вы подозреваете, тогда и она, и этот чопорный англичанин замешаны в убийстве.
– Но это, – сказал Пуаро, – никак не подтверждается фактами. Понимаете, если бы они оба участвовали в убийстве, что бы из этого следовало? Что они постараются обеспечить друг другу алиби. Не правда ли? Однако этого не происходит. Алиби мисс Дебенхэм подтверждает шведка, которую та до сих пор и в глаза не видела, а алиби полковника – Маккуин, секретарь убитого. Нет, ваше решение слишком простое для такой загадки.
– Вы сказали, что у вас есть еще одна причина ее подозревать, – напомнил ему мсье Бук.
Пуаро улыбнулся:
– Но это опять чистейшая психология. Я спрашиваю себя: могла ли мисс Дебенхэм задумать такое преступление? Я убежден, что в этом деле участвовал человек с холодным и изобретательным умом. А мисс Дебенхэм производит именно такое впечатление.
Мсье Бук покачал головой.
– Думаю, вы все-таки ошибаетесь, мой друг. Не могу себе представить, чтобы эта молодая англичанка пошла на преступление.
– Ну что ж, – сказал Пуаро, взяв оставшийся паспорт. – Теперь перейдем к последнему имени в нашем списке: Хильдегарда Шмидт, горничная.
Призванная официантом, она вскоре вошла в ресторан и почтительно остановилась у двери. Пуаро знаком пригласил ее сесть. Она села, сложила руки на коленях и спокойно приготовилась отвечать на вопросы. Она производила впечатление женщины до крайности флегматичной и в высшей степени почтенной, хотя, может быть, и не слишком умной.
С Хильдегардой Шмидт Пуаро вел себя совершенно иначе, чем с Мэри Дебенхэм. Он был сама мягкость и доброта. Ему, видно, очень хотелось, чтобы горничная поскорее освоилась. Попросив ее записать имя, фамилию и адрес, Пуаро незаметно перешел к допросу. Разговор велся по-немецки.
– Мы хотим как можно больше узнать о событиях прошлой ночи, – сказал он. – Нам известно, что вы не можете сообщить ничего о самом преступлении, но вы могли услышать или увидеть что-нибудь такое, чему вы вовсе не придали значения, но что может представлять для нас большую ценность. Вы меня поняли?
Нет, она, видно, ничего не поняла.
– Я ничего не знаю, господин, – ответила она все с тем же выражением туповатого спокойствия на широком добродушном лице.
– Что ж, возьмем, к примеру, хотя бы такой факта вы помните, что ваша хозяйка послала за вами прошлой ночью?
– Конечно, помню.
– Вы помните, когда это было?
– Нет, господин. Когда проводник пришел за мной, я спала.
– Понимаю. Ничего необычного в том, что за вами послали ночью, не было?
– Нет, господин. Госпоже по ночам часто требуются мои услуги. Она плохо спит.
– Отлично, значит, вам передали, что вас вызывает княгиня, и вы встали. Скажите, вы надели халат?
– Нет, господин. Я оделась как полагается. Я бы ни за что не посмела явиться к госпоже княгине в халате.
– А ведь у вас очень красивый красный халат, правда?
Она удивленно уставилась на Пуаро:
– У меня синий фланелевый халат, господин.
– Вот как, продолжайте. Я просто пошутил. Значит, вы пошли к княгине. Что вы делали у нее?
– Я сделала госпоже массаж, потом читала ей вслух. Я не очень хорошо читаю вслух, носе сиятельство говорит, что это даже лучше: так она быстрей засыпает. Когда госпожа начала дремать, она отослала меня, я закрыла книгу и вернулась в свое купе.
– А во сколько это было, вы домните?
– Нет, господин.
– А скажите, как долго вы пробыли у княгини?
– Около получаса, господин.
– Хорошо, продолжайте.
– Сначала я принесла госпоже еще один плед из моего купе – было очень холодно, хотя вагон топили. Я укрыла ее пледом, и она пожелала мне спокойной ночи. Налила ей минеральной воды. Потом выключила свет и ушла.
– А потом?
– Больше мне нечего рассказать, господин. Я вернулась к себе в купе и легла спать.
– Вы никого не встретили в коридоре?
– Нет, господин.
– А вы не встретили, скажем, даму в красном кимоно, расшитом драконами?
Немка выпучила на него кроткие голубые глаза.
– Что вы, господин! В коридоре был один проводник. Все давно спали.
– Ни проводника вы все-таки видели?
– Да, господин.
– Что он делал?
– Он выходил из купе, господин.
– Что? Что? – накинулся на горничную мсье Бук. – Из какого купе?
Хильдегарда Шмидт снова переполошилась, и Пуаро бросил укоризненный взгляд на своего друга.
– Ничего необычного тут нет, – сказал он. – Проводнику часто приходится ходить ночью на вызовы. Вы не помните, из какого купе он вышел?
– Где-то посреди вагона, господин. За две-три двери от купе княгини.
– Так, так. Расскажите, пожалуйста, точно, где это произошло и как.
– Он чуть не налетел на меня, господин. Это случилось, когда я возвращалась из своего купе с пледом для княгини.
– Значит, он вышел из купе и чуть не налетел на вас? В каком направлении он шел?
– Мне навстречу, господин. Он извинился и прошел по коридору к вагону-ресторану. В это время зазвонил звонок, но, мне кажется, он не пошел на этот вызов.
Помедлив минуту, она продолжала:
– Но я не понимаю. Как же…
Пуаро поспешил се успокоить.
– Мы просто выверяем время, мадам, – сказал он. – Это чистейшая формальность. Наверное, бедняге проводнику нелегко пришлось в ту ночь: сначала он будил вас, потом эти вызовы…
– Но это был вовсе не тот проводник, господин. Меня будил совсем другой.
– Ах, вот как – другой? Вы его видели прежде?
– Нет, господин.
– Так! Вы его узнали, если б увидели?
– Думаю, да, господин.
Пуаро что-то прошептал на ухо мсье Буку. Тот встал и пошел к двери отдать приказание.
Пуаро продолжал допрос все в той же приветливой и непринужденной манере:
– Вы когда-нибудь бывали в Америке, фрау Шмидт?
– Нет, господин. Мне говорили, это замечательная страна.
– Вы, вероятно, слышали, кем был убитый на самом деле, – слышали, что он виновен в смерти ребенка?
