Эллери Квин - Приятное и уединенное место
— И все?
— Ну, по-видимому, горе для кого-то.
— Для кого именно?
— Не знаю. Может быть, для Вирджинии Импортуна? В конце концов, ее лишили мужа особо скверным способом.
— Но это никуда нас не приводит, Эллери.
— Не думаю, папа, что убийца, посылая нам эти сообщения, особенно стремится куда-либо нас привести — разве только в психушку.
— По-моему, именно это он и делает. Исключительно для забавы.
— Не могу с тобой согласиться.
— Но ты сам сказал только что…
— Ты веришь всему, что говорят люди? Цель этих посланий более рациональна и практична, нежели игра в пятнашки с нью-йоркским управлением полиции. Но беда в том, что… Черт возьми, папа, пожалуй, я вернусь домой и займусь моим романом!
— А он еще не закончен? — холодно осведомился его отец.
Эллери молча удалился.
НА РАНЧО НИНО В ПАЛМ-СПРИНГС ЕСТЬ ПЛОЩАДКА ДЛЯ ГОЛЬФА.
Такой же конверт, такая же бумага, такие же прописные печатные буквы, оставленные такими же чернилами и такой же ручкой.
Никаких зацепок.
— Читается как реклама недвижимости, — пробормотал Эллери. — Конечно, ты понял, на что он намекает?
— По-твоему, я совсем тупица? Девятилетний… я имею в виду, любой мальчишка это бы понял, — мрачно отозвался инспектор. — Частные площадки для гольфа обычно имеют девять лунок.
— Но даже если площадка Нино имела восемнадцать…
— Знаю, Эллери. Один плюс восемь равняется девяти.
— И в послании снова девять слов. Боже! — воскликнул Эллери без всякого намека на благочестие. — Как бы я хотел знать, что у этого типа в голове.
Если шестое письмо напоминало рекламу недвижимости, то следующее — во всяком случае, по содержащемуся в нем обвинению — отсылало к компетенции барона Рихарда фон Крафт-Эбинга:[63]
НИНО ПОЛУЧАЛ УДОВОЛЬСТВИЕ С ПОМОЩЬЮ КОШКИ С ДЕВЯТЬЮ ХВОСТАМИ.
— Вопрос в том, — размышлял вслух Эллери, — обвиняется покойный мистер Импортуна в том, что он был поклонником Захер-Мазоха[64] или же графа де Сада?[65]
— Это было бы лакомым кусочком для прессы, — покачал головой инспектор. — Думаешь, это правда?
— Откуда мне знать? — сердито отозвался Эллери. — Я не был посвящен в альковные тайны Импортуны. Хотя почему бы и нет? Имеющему пятьсот миллионов традиционный секс может казаться слишком ограниченным. Обрати внимание — этот тип пишет «кошка с девятью хвостами», а не «кошка-девятихвостка», как обычно называют такой хлыст. Интересно, он сделал это по невезению или с целью обойтись девятью словами? Не то чтобы это имело значение…
Инспектор поднялся, держа в руке конверт с новым посланием.
— Скажи, Эллери, почему эту штуковину так называют?
— Потому что она оставляет на теле жертвы следы девяти плетей, образующих хлыст, похожие на царапины от кошачьих когтей. Разумеется, я говорю не как участник или свидетель подобной процедуры. Мне это известно только понаслышке.
— Ну и пропади оно пропадом. — Инспектор вышел из кабинета, отправляясь к начальству с докладом о дальнейшем развитии событий.
— Подожди! — крикнул ему вслед Эллери. — У кошки девять жизней! Не забудь упомянуть об этом.
* * *Почти неделя прошла без новых посланий.
— Все кончено, — с надеждой сказал инспектор. — Он прекратил меня доставать.
— Нет, папа, — отозвался Эллери. — Он просто ослабил лесу. Разве ты не чувствуешь, что попался на крючок?
— Почему ты уверен, что будет новое послание? — сердито спросил старик.
— Можешь в этом не сомневаться. Следующим утром послание легло на стол инспектора с первой почтой.
НИНО ЗАКАЗЫВАЛ СТАТУИ МУЗ ДЛЯ ВИЛЛЫ НА ЛУГАНО (ИТАЛИЯ).
— Ну и молодец, — проворчал инспектор. — А что это за музы? Может, он имел в виду мафиози?
— Музы куда древнее мафиози, папа, — устало объяснил Эллери. — Девять муз — девять дочерей Мнемозины и Зевса. Каллиопа, Клио, Эрато и так далее. Греческая мифология.
Инспектор прикрыл глаза дрожащей рукой.
— И конечно, снова девять слов. У Импортуны была вилла на Лугано?
— Что? Думаю, да. Хотя я не уверен. Какая разница? Главное, что этот кошмар будет продолжаться до бесконечности!
Заявление не требовало ответа. Тем не менее Эллери ответил на него.
— Нет, — сказал он. — Будет еще только одно послание.
Через два дня на стол инспектора Квина лег еще один конверт, который он вскрыл на публике, состоящей из его сына и наиболее стойких руководителей управления, заинтригованных пророчеством Эллери.
Из конверта выпала игральная карта с красной рубашкой.
Девятка треф.
— Но он уже присылал мне трефовую девятку, — запротестовал инспектор, как будто его анонимный корреспондент нарушил какое-то правило их таинственной игры. — В первом конверте.
— Он присылал тебе половинку трефовой девятки, — напомнил Эллери. — Что совсем другое дело. Между прочим, это говорит нам кое о чем. Чтобы раздобыть целую девятку треф после того, как он разорвал одну надвое, ему пришлось выйти и купить вторую колоду с красными рубашками.
— А это что-то меняет? — с беспокойством осведомился кто-то из начальства.
— Абсолютно ничего, — ответил Эллери. — Просто отмечено для протокола. Ну, джентльмены, вы понимаете, что это означает?
— Что? — хором осведомились остальные.
— Помнишь, папа, я объяснял тебе значение целой девятки треф?
Инспектор густо покраснел.
— Я… э-э… забыл.
— Последнее предупреждение.
— Верно! Последнее предупреждение о чем, Эллери? Кому?
— Не имею ни малейшего понятия.
Инспектор кисло улыбнулся начальству, извиняясь за неудовлетворительную работу своего отпрыска.
— Кто-нибудь в этом чертовом заведении знает хоть что-то об этих чертовых посланиях? — рявкнул первый заместитель комиссара.
Молчание.
— Если мне позволят вмешаться… — начал Эллери.
— Вы даже не числитесь здесь, Квин!
— Нет, сэр. Но я могу заверить вас, комиссар, что это было последнее послание.
— Откуда вы знаете?
— Потому что, сэр, — ответил Эллери, растопырив все пальцы правой руки и четыре пальца левой, — это сообщение было девятым.
* * *Шло время, но послания больше не приходили. Эллери ощущал мини-удовлетворение от своего столь же миниатюрного триумфа. В эти дни он был рад любым крохам. Например, он первым из посвященных в секрет посланий указал, что промежуток между понедельником 18 сентября, когда был отправлен первый конверт, и воскресеньем 15 октября, когда отправили последний, составил ровно двадцать семь дней.
