Жорж Сименон - Исчезновение Одиль
Она накрасилась более тщательно, чем обычно, причесала волосы, удовлетворенно взглянула на себя в зеркало.
Почему она всегда считала, что она некрасивая? Сегодня она находила себя красивой и с удовольствием изучала свое лицо.
Когда она вернулась в комнату, брат засовывал письмо себе в карман и выглядел взволнованным.
– Ну вот. Ты прочел. Ты понял. Все, больше об этом не говорим.
– Хорошо, Одиль.
Голос у него был немного хриплым.
– Знаешь, ты странная девушка. Я желаю тебе повстречать такого человека, который бы понимал тебя. Это нелегко.
– Пойдем.
Она взяла сумочку, собрала приготовленные на столе банкноты.
Малыш уже вновь вернулся на свое место на полу в офисе и играл в кубики.
– Добрый вечер, мадам. Познакомьтесь, пожалуйста, это мой брат Боб.
– К сожалению, у меня больше нет свободных номеров.
– Он уже несколько дней снимает номер на улице Гей-Люссака. Надеюсь, что вернусь не слишком поздно.
– Знаете, я привыкла. Впрочем, вечером меня сменяет муж.
На залитом солнцем тротуаре она взяла брата под руку.
– Это великолепно. Боб!
Все было великолепно – трепещущий воздух, витрины, прохожие.
– Сейчас я покажу тебе свой ресторанчик. И сразу же закажу себе джина. Вообще-то я не люблю коньяк, но у Альбера в номере не нашлось ничего другого.
Она взяла джин с водой, а ее брат заказал виски.
– Ты знал про это место?
– Нет. Здесь симпатично.
– Вот увидишь, готовят тут отлично. Тебе ведь кажется странным слышать, что я в такой день говорю о кухне?
– Да, немного.
– За обедом я съела вдвое больше того, что обычно съедаю дома.
Они оба улыбались и поглядывали друг на друга как заговорщики.
– Как приятно тебя видеть. Боб. Знаешь, что мне нравится в Альбере? То, что у него есть что-то общее с тобой.
– А не поужинать ли нам? Теперь уже я проголодался.
Она прочла в меню слово, которого не знала.
– Официант! "Поркетта... ". Что это такое?
– Молочный поросенок, фаршированный и запеченный в духовке.
– Хочешь, Боб?
– Съем с удовольствием.
– Две «поркетты». Не хотите ли взять к ним легкое кьянти?
Оба оставались в приподнятом настроении.
– Когда у тебя завтра поезд?
– В час пятнадцать.
– Я провожу тебя на вокзал.
– Терпеть не могу прощаний на перроне. Лучше я зайду попрощаться к тебе в гостиницу.
Они долго сидели за столом, а у себя в городе они оставались за столом лишь столько времени, сколько требовались, чтобы все съесть. Как только обед заканчивался, все тут же разбегались.
– Возьмем что-нибудь выпить после кофе?
– Сделаем это чуть позже.
Они двинулись по бульвару Сен-Мишель; кишащие людьми террасы были ярко освещены. Одиль с жадностью и наслаждением смотрела на это зрелище, как будто была незнакома с ним. Время от времени, когда она делала какое-нибудь резкое движение, то ощущала дергающую боль в запястье, но она не была по-настоящему сильной.
Нельзя сказать, чтобы они говорили без умолку. Это даже не было разговором в чистом виде. Один из них произносил фразу, а другой отзывался на нее. Затем большую часть времени они шагали молча.
– Я всегда знал, что ты не останешься дома.
– Даже когда я была маленькой?
– Я это понял, когда тебе исполнилось лет десятьдвенадцать. Ты очень рано повзрослела.
– Это недостаток?
– Нет. Тебе не кажется, что сейчас уже довольно поздно и тебе пора спать?
– Ты забываешь, что я ужасная девица.
Дойдя до угла улицы Гей-Люссака, они повернули назад. Они держались за руки, а Боб напевал.
– Боб, ты ведь любишь меня?
– Да.
– За что?
– Мне было бы трудно тебе ответить.
– Я невыносимая, да?
– Когда тебя знаешь, нет.
Он вспомнил о студенте-медике. Ему не хотелось причинять боль сестре, а также отнимать у нее надежду. Вот почему он добавил:
– И когда тебя совсем не знаешь – тоже.
– Если я правильно поняла, то опасна середина.
– Одиль, ты восхитительная девушка. У тебя лишь один враг.
– Кто?
– Ты сама.
Он вел ее к свободному столику на террасе.
– Мы сейчас выпьем по последнему стаканчику и спокойно отправимся спать.
– Уже?
– А что тебе сказал твой студент?
– Да, мне лучше отдохнуть.
– Ну а если серьезно, когда ты думаешь приехать в Лозанну?
– Примерно через неделю, если с рукой все будет хорошо.
– Ты пробудешь с нами какое-то время?
– Не думаю. Может, денька два? Пока не соберу вещи.
– Мне по-прежнему следует отдать твою гитару?
Этот вопрос ее немного смутил.
– Нет. Я, наверное, возьму ее с собой. Гитара-это как раз то, что у меня неплохо получается. И потом, ведь я играю только для себя.
– Мама придет в ярость.
– Знаю. Но папа поймет. Он тоже, наверное, давно догадался, что однажды я уеду. А знаешь, ведь Альбер прочел многие из его книг.
– Меня это не удивляет.
Они сидели так еще с четверть часа, расслабленные, не испытывая потребности говорить только ради того, чтобы не молчать.
– Меня поражает число людей, сидящих в одиночестве за своими столиками.
Он не стал ей говорить, что через одну-две недели ее ждет такая же участь.
– В путь.
Он отвел ее назад в гостиницу.
– Спокойной ночи. Боб.
– Спокойной ночи, Одиль.
Она смотрела, как он шел, широко ставя ноги. Ей было тяжело терять его. Правда, в Лозанне они с ним виделись только за столом.
Под дверью соседнего номера не было видно света. Все же она на мгновение остановилась и прислушалась, но ничего не услышала.
Она надела пижаму, затем тщательно смыла с лица краску, нанесла легкий слой ночного крема и слегка помассировала кожу. Потом приняла две таблетки снотворного. После короткого раздумья проглотила еще и третью.
Она почти тут же заснула, и если ей что-то и приснилось, то утром она уже ничего не помнила.
Она проснулась от стука в дверь.
– Входи! – сказала она, думая, что это Боб.
Она не взглянула на часы.
– Дверь заперта на ключ.
Это был голос Альбера Галабара.
– Я вам не помешаю?
– Минутку. Я наброшу халат.
Заодно она и причесалась.
Когда Одиль открыла дверь, то увидела его вконец смущенным.
– Я вас разбудил, да? Я не подумал о том, чтобы предупредить вас вчера вечером. Сегодня как раз такой день, когда я приступаю к дежурству в больнице в одиннадцать. А заканчиваю лишь в шесть вечера. Прежде чем уйти, я бы хотел сделать вам перевязку.
Его робость как-то плохо вязалась с его ростом и широкими плечами.
– У вас не очень болела рука? Вам удалось поспать?
– Я сразу же уснула.
– В котором часу?
– В одиннадцать. И вот только-только проснулась.
