Реймонд Чандлер - Золотой дублон Брашера
— Я — Прю, — сказал он резким шепотом.
— Так я и понял. Вы хотите поговорить со мной. Я хочу поговорить с вами и с девушкой, которая сейчас пела.
— Пошли.
В глубине бара была запертая дверь. Прю открыл ее, и мы поднялись по крытым ковром ступенькам. Длинный прямой коридор с несколькими дверями. В конце коридора сквозь решетчатое окно светила яркая звезда. Прю постучал в дверь у окна, открыл ее и отступил в сторону, пропуская меня.
Небольшая комната напоминала обстановкой кабинет. Диван, окна во всю стену. У окна спиной к нам стоял седой человек в белом смокинге. В углу комнаты стоял черный сейф, несколько шкафов, большой глобус на подставке, встроенный бар и широкий тяжелый письменный стол с высоким кожаным креслом.
Я посмотрел на отделку стола. Все оправлено медью. Медная лампа, медный письменный прибор, хрустальная пепельница с медным слоником на ободке, медный стаканчик для карандашей, термос на медном подносе, медные уголки на папке для бумаг. В медной вазе букет цветов почти медного цвета.
Месторождение меди.
Человек у окна повернулся, и стало видно, что ему около пятидесяти, копна мягких пепельно-седых волос, тяжелое приятное лицо, в котором не было ничего необычного, кроме короткого шрама на левой щеке, и тот больше походил на глубокую складку. Я вспомнил эту складку. Иначе самого его я бы не вспомнил. Я его видел в каких-то фильмах, очень давно, лет десять назад. Не помню, о чем были эти картины и что он там изображал, но я помнил приятное тяжелое лицо с коротким шрамом. Тогда волосы у него были темные.
Он подошел к столу, сел в кресло, взял медный нож для разрезания бумаг и постучал лезвием по ладони. Посмотрел на меня без выражения и сказал:
— Вы Марлоу?
Я кивнул.
— Садитесь. — Я сел. Эдди Прю сел в кресло у стены, расставив ноги.
— Не люблю ищеек, — сказал Морни.
Я пожал плечами.
— Я не люблю их по многим причинам, — продолжал он. — Не выношу их в любое время и в любой ситуации. Я не люблю, когда они беспокоят моих друзей. Я не люблю, когда они накидываются на мою жену.
Я промолчал.
— Я не люблю, когда они допрашивают моего водителя или грубят моим гостям, — сказал он.
Я молчал.
— Короче говоря, — сказал он, — я их просто не люблю.
— Я начинаю понимать, что вы имеете в виду, — сказал я.
Он вспыхнул, глаза у него блеснули.
— С другой стороны, — сказал он, — в данный момент все это серьезнее. Вам могут дорого обойтись эти игры со мной. Неплохо бы, чтоб вы держались от меня подальше.
— А чего мне это может стоить? — спросил я.
— Это будет стоить вам времени и здоровья.
— Где-то я это уже слышал, — сказал я. — Только не вспомню, где.
Он положил нож, открыл стол и достал из него хрустальный графин. Налил в стакан, выпил, закрыл графин и убрал его.
— В нашем деле крепкие ребята идут по полдоллара за дюжину. А кандидаты на их место — по центу за мешок. Просто занимайтесь своими делами, я буду заниматься своими, и никаких проблем у нас не будет. — Он закурил, рука его немного дрожала.
Я посмотрел на высокого человека, сидящего у стены с видом бездельника в деревенской лавке. Он просто сидел без движений, свесив длинные руки, на изможденном лице никакого выражения.
— Кто-то что-то говорил о каких-то деньгах, — сказал я, обращаясь к Морни. — Поговорим об этом. Я знаю, почем стоит выйти из игры. А вы пытаетесь уговорить себя, что можете меня испугать.
— Не надо со мной так разговаривать, — сказал Морни. — Это может печально кончиться.
— Подумать только, — сказал я. — Бедный старина Марлоу, для него это может так печально кончиться.
Эдди Прю издал горлом какой-то сухой щелчок, может быть, это он так смеялся.
— А что касается моих дел и ваших, — сказал я, — то может случиться, что они будут сильно смешаны, и не моя в этом вина.
— Лучше бы им не перемешиваться, — сказал Морни. — А каким образом? — Он быстро поднял глаза и тут же опустил.
— Ну, например, один из ваших крепких ребят звонит мне по телефону и пытается напугать меня до смерти. А потом вечером звонит мне и говорит что-то о пяти сотнях и как это будет хорошо для меня, если я сюда приеду и поговорю с вами. Или, например, тот же крепкий парень или кто-то очень на него похожий — что маловероятно — следит за одним человеком, который занимается моим же делом, и этот человек оказывается застреленным сегодня днем на Корт-стрит в Банкер-Хилл.
Морни отнял от губ сигарету, сузил глаза и посмотрел на дымящийся кончик. Каждое движение, каждый жест — ну прямо из голливудского каталога.
— Кто был застрелен?
— Его фамилия Филипс, молодой светловолосый мальчик, вам бы он не понравился. Он был из ищеек.
— Никогда о нем не слышал, — сказал Морни.
— Или, например, высокая блондинка, которую там не знают, вышла из этого дома как раз после того, как его убили, и ее видели, — сказал я.
— Какая высокая блондинка? — Его голос слегка изменился. Теперь в нем было беспокойство.
— Этого я не знаю. Ее видели, и человек, который ее видел, сможет ее опознать. Конечно, она, может быть, не имеет никакого отношения к Филипсу.
— Этот Филипс был частный детектив?
Я кивнул.
— Почему его убили и как?
— Ударили чем-то тяжелым по голове и застрелили в его квартире. Неизвестно, почему его убили. Если б мы это знали, мы бы, наверное, знали, и кто его убил. Так я понимаю.
— Кто это «мы»?
— Полиция и я. Я нашел труп. Поэтому мне пришлось быть в курсе дела.
Прю медленно переставил ноги по ковру и посмотрел на меня. В его здоровом глазу появилось сонное выражение, которое мне не понравилось.
— Что вы сказали полиции? — спросил Морни.
— Очень немного. Из ваших вступительных замечаний я понял, что вы уже знаете: я ищу Линду Конкест. Или миссис Лесли Мердок. Я ее нашел. Она здесь поет. Не понимаю, почему из этого надо делать секрет. Мне кажется, ваша жена или мистер Вэнниэр могли бы мне это сказать. Но они не сказали.
— Моя жена не обязана разговаривать с каждым встречным, — сказал Морни.
— Разумеется, у нее были свои резоны, — сказал я. — Однако теперь это неважно. Собственно, мне не очень и нужна встреча с мисс Конкест. И все же я хотел бы с ней поговорить. Если не возражаете.
— А если я возражаю? — сказал он.
— Тем не менее я хотел бы с ней поговорить, — сказал я. Я достал из кармана сигарету, размял ее между пальцами и с восхищением стал разглядывать его густые и все еще черные брови. Они были чудесной формы, с элегантным изгибом. Прю хихикнул. Морни посмотрел на него, нахмурился и повернулся ко мне нахмуренным лицом.
