Агата Кристи - Рождественское убийство
— А затем?
— Затем мы все вышли, — медленно произнесла Хильда.
— И больше вы не видели своего свекра?
Она отрицательно покачала головой.
— Где вы были в момент совершения преступления?
— Сидела с мужем в музыкальной комнате. Он играл мне.
— А потом?
— Мы услышали, как наверху рушится мебель и бьется стекло, как там идет какая-то ужасная борьба. Потом раздался этот дикий вопль…
— Вы хорошо его слышали, мадам? — спросил Пуаро. — Скажите, был ли он похож… — он сделал паузу, — на крик души в аду?
— Это было еще хуже, — сказала Хильда.
— Хуже? Что вы имеете в виду, мадам?
— Это было похоже на крик кого-то, у кого вообще не было души… Это был не человеческий, а звериный крик…
— Так вот как вы расценили его, мадам, — печально пробормотал Пуаро.
Лицо Хильды выразило страдание. Она опустила взгляд.
XIV
Пилар осторожно проскользнула в комнату с видом зверька, чувствующего западню. Она опасливо оглядывалась по сторонам и казалась не столько испуганной, сколько настороженной.
Полковник Джонсон встал и предложил ей стул.
— Я полагаю, — произнес он, — вы говорите по-английски, мисс Эстравадос.
Пилар широко раскрыла глаза.
— Конечно. Моя мать была англичанкой, да и я сама настоящая англичанка.
При этих словах легкая улыбка появилась на лице полковника Джонсона, уже успевшего отметить жгуче-черный цвет волос Пилар, ее гордые темные глаза и коралловые губы. Самая настоящая англичанка! Совершенно неподходящее определение для Пилар Эстравадос.
— Мистер Ли был вашим дедом, — констатировал полковник. — Он пригласил вас сюда из Испании. И вы приехали несколько дней назад. Это так?
Пилар кивнула.
— Да, все правильно. По дороге из Испании у меня была масса приключений! В нашу машину попала бомба, шофера убило. Вся голова у него была в крови! А я не умею водить машину, и мне пришлось долго идти пешком. Я не люблю ходить пешком, я совсем стерла себе ноги…
Полковник Джонсон улыбнулся.
— Так или иначе, вы приехали сюда. Ваша мать много рассказывала вам о своем отце?
— О да, — Пилар весело кивнула, — она называла его старым дьяволом.
— А какое мнение о нем сложилось у вас самой, мадемуазель? — с улыбкой спросил Пуаро.
— Ну… конечно, он был очень, очень старым. Он все время сидел в кресле, и лицо у него было высохшее, но мне он все равно нравился. Мне кажется, когда он был еще молодым человеком, он был, наверное, красив, очень красив — как вы, — неожиданно обратилась Пилар к суперинтенданту Сагдену, без всякого стеснения и с удовольствием разглядывая его красивое лицо, густо покрасневшее при этом внезапном комплименте.
Полковник Джонсон с трудом сдержал смех. Не так уж часто ему доводилось видеть бесстрастного суперинтенданта столь ошеломленным.
— Но, конечно, — с сожалением продолжала Пилар, — он никогда не был таким крупным человеком, как вы.
Эркюль Пуаро вздохнул.
— Значит, вам нравятся крупные мужчины, сеньорита? — спросил он.
— О да, — с энтузиазмом согласилась Пилар. — Мне нравятся мужчины высокие, широкоплечие и очень, очень сильные.
Полковник Джонсон резко возвратился к прерванной теме.
— Вы часто виделись с вашим дедушкой в последние дни?
— О да, — ответила Пилар. — Я почти все время проводила в его обществе. Он много мне рассказывал о своих приключениях в Южной Африке и о том, каким безнравственным человеком он когда-то был.
— Он когда-нибудь говорил вам, что у него в сейфе хранятся алмазы?
— Да, он даже показывал их мне, но только они совсем не похожи на настоящие алмазы — такие маленькие, невзрачные камешки.
— Значит, он показывал их вам? — отрывисто спросил Сагден.
— Да.
— И ни одного из них он вам не подарил?
— Нет, — Пилар покачала головой. — Я, однако, надеялась, что он когда-нибудь это сделает, если только я буду с ним очень мила и часто буду его навещать. Старые джентльмены всегда ужасно любят общество молодых девушек.
— Вам известно, что эти алмазы похищены? — спросил Джонсон.
— Похищены? — Глаза Пилар округлились.
— Да. Вы не знаете, кто мог это сделать?
— О да! — воскликнула она. — Это Хорбери.
— Хорбери? Вы говорите о камердинере?
— Да.
— Почему вы так считаете?
— Потому что у него лицо вора! Его глаза все время бегают, сам он ступает неслышно и подслушивает под дверью. Он как кот. А все коты — воры.
— Ну хорошо, — сказал полковник Джонсон. — Пока что оставим это. Перейдем к другому вопросу. Как нам стало известно, сегодня днем вся семья поднялась в комнату вашего дедушки, где произошла… э-э… довольно неприятная сцена.
Пилар кивнула и улыбнулась.
— Да. Вот уж где было весело! Дедушка их всех так разозлил!
— И вас это позабавило?
— Да. Мне нравится, когда люди злятся, очень нравится. Но здесь, в Англии, это проявляется совсем не так, как в Испании. Там, чуть что, люди хватаются за ножи, ругаются и кричат. В Англии они ничего такого не делают, а только сильно краснеют или бледнеют и молчат.
— Вы не помните, что тогда говорилось?
— Н-нет, не уверена, — с сомнением в голосе произнесла Пилар. — Он вроде бы сказал, что они плохие сыновья, что у них нет детей. Он сказал, что я лучше их всех. Он меня очень любил, очень.
— Он говорил что-нибудь о деньгах или о завещании?
— О завещании? Нет, кажется, нет. Я не помню.
— Что произошло потом?
— Мы все ушли, кроме Хильды — это такая толстая, жена Дэвида. Она задержалась в комнате.
— Бот как?
— Да. Дэвид выглядел очень забавно. Трясся, весь был страшно бледен, как будто заболел.
— А что было потом?
— Я пошла искать Стивена, и мы с ним танцевали под граммофон.
— Стивена Фарра?
— Да. Он сын компаньона дедушки, приехал из Юлсной Африки. Он тоже очень красивый мужчина, такой смуглый и широкоплечий, и у него милые глаза.
— Где вы были в момент совершения убийства? — спросил Джонсон.
— Где была?
— Да.
— После ужина я с Лидией прошла в гостиную, а потом я поднялась в свою комнату и занялась косметикой. Я хотела снова потанцевать со Стивеном. И вдруг откуда-то издалека раздался вопль, и все побежали к комнате дедушки, и я тоже. Они долго пытались взломать дверь. Это сделали Гарри и Стивен — они оба очень сильные мужчины.
— А дальше?
— Дверь, наконец, выбили, и мы все заглянули внутрь. О, там такое было — все разбито и разрушено, дедушка лежит в луже крови, и горло его перерезано, вот здесь, — она драматическим жестом провела по шее, — чуть ниже ушей.
