Джон Гришэм - Дело о пеликанах
— Что он сказал на это?
— Конечно же, он согласился с моим блестящим анализом. Мне кажется, что он звонил после того, как появилась эта статья в «Пост», и наверняка, чтобы выжать из меня еще что-то. Ты можешь поверить в такую наглость?
Официант склонился над ними в ожидании. Вереек бросил взгляд на меню, закрыл его и передал Каллагану.
— Жареная рыба-меч с сыром без овощей.
— Я буду есть грибы, — сказал Каллаган.
Официант исчез.
Каллаган засунул руку в карман пиджака и достал толстый конверт. Он положил его на стол рядом с пустой бутылкой пива:
— Взгляни на это, когда будет возможность.
— Что это?
— Это своего рода изложение судебного дела.
— Я ненавижу судебные дела, Томас. В действительности я ненавижу юриспруденцию, адвокатов и, за исключением тебя, ненавижу профессоров права.
— Это написала Дарби.
— Тогда я прочту его сегодня вечером. О чем оно?
— Мне кажется, я уже говорил тебе, она очень напористая и умная. И к тому же очень напористая студентка. Она излагает лучше, чем многие. Ее страсть, кроме меня, конечно, — это конституционное право.
— Бедняжка.
— Она три дня не показывалась на занятиях на прошлой неделе, начисто отрешилась от меня и всего остального мира и разработала свою теорию, от которой теперь отказалась. Но ты все равно прочти. Это любопытно.
— Кого она подозревает?
Арабы разразились взрывом пронзительного смеха с похлопыванием друг друга по плечам и с расплескиванием виски. Они смотрели на них с минуту, пока те не затихли.
— Как можно терпеть такую пьянь? — спросил Вереек.
— Отвратительная компания.
Вереек засунул конверт в пиджак, висевший на спинке стула.
— Так в чем заключается ее теория?
— Она несколько необычна. Но прочти. Я считаю, не повредит. Вам, ребята, надо помогать.
— Я прочту только потому, что ее написала Дарби. Как она в постели?
— А как твоя жена в постели?
— Как богачка. Она богачка во всем, что делает. Под душем, на кухне, в гастрономе.
— Это не может долго продолжаться.
— Она подает на развод в конце года. Возможно, я получу городской дом и еще какую-нибудь мелочь.
— У вас нет брачного контракта?
— Как же, есть. Но я же адвокат, как ты помнишь. И в нем оказалось больше лазеек и уверток, чем в целом законе о налоговой реформе. Мой приятель удружил, когда готовил его. Ну чем тебе не нравится юриспруденция?
— Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— О женщинах?
— У меня есть идея. Ты хочешь увидеть девочку, так?
— Ты говоришь о Дарби?
— Да, о ней.
— Я с удовольствием.
— Мы собираемся в Сент-Томас на День благодарения. Почему бы тебе не присоединиться к нам?
— Должен ли я взять с собой жену?
— Нет. Она не приглашается.
— Будет ли твоя подруга разгуливать по берегу в бикини? Так, чтобы позабавить нас?
— Возможно.
— У-у, я не могу поверить этому.
— Ты можешь снять домик рядом с нами, и мы устроим бал.
— Прекрасно. Просто прекрасно.
Глава 13
Телефон прозвонил четыре раза, включился автоответчик, на всю квартиру прозвучал записанный на пленку голос, раздался сигнал, но сообщения не последовало. Вновь четыре звонка, та же последовательность, и вновь тишина. Через минуту он зазвонил опять, и Грэй Грантэм схватил его, протянув руку из кровати. Он сел на подушку и попытался что-либо разглядеть.
— Кто это? — спросил он с болью в голосе.
За окном стояла непроглядная темень. Голос на другом конце был тихим и робким.
— Это Грэй Грантэм из «Вашингтон пост»?
— Да, это я. Кто звонит?
— Я не могу сообщить свое имя, — медленно произнесли на другом конце.
Пелена с глаз спала, и он смог разглядеть часы. Они показывали пять сорок.
— О’кей, забудьте об имени. Почему вы звоните?
— Я видел вчера вашу статью о Белом доме и кандидатах на назначение.
— Это хорошо. Не только вы, но и миллионы других. Почему вы звоните мне в такое неприличное время?
— Извините. Я звоню по пути на работу из телефона-автомата. Я не могу это делать из дома или из конторы.
Голос был чистый, хорошо поставленный и, похоже, принадлежал интеллигентному человеку.
— Из какой конторы?
— Я адвокат.
Здорово. В Вашингтоне насчитывалось около полумиллиона адвокатов.
— Частный или государственный?
— Я… я лучше не буду говорить, — последовало после легкого колебания.
— О’кей, я лучше буду спать. Зачем конкретно вы звоните?
— Я, возможно, знаю кое-что о Розенберге и Джейнсене.
Грантэм сел на край кровати.
— Что, например…
Последовала более долгая пауза.
— Вы записываете наш разговор?
— Нет. А нужно?
— Я не знаю. Я действительно очень напуган и смущен, господин Грантэм. Я бы предпочел, чтобы вы это не записывали. Может быть, следующий звонок, о’кей?
— Как хотите. Я слушаю.
— Этот звонок можно проследить?
— Наверное, можно, я полагаю. Но вы же звоните из телефона-автомата, правильно? Какая вам разница?
— Я не знаю. Я просто боюсь.
— Все нормально. Я клянусь вам, что не делаю запись и не буду пытаться определить, откуда вы звоните. Так что вы имеете в виду?
— Ну, я думаю, что мне, возможно, известно, кто убил их.
Грантэм вскочил на ноги.
— Это довольно ценные знания.
— Эти знания могут погубить меня. Вы думаете, они следят за мной?
— Кто? Кто должен следить за вами?
— Я не знаю. — Голос зазвучал так, как будто говорящий смотрел через плечо.
Грантэм ходил вдоль кровати.
— Успокойтесь и назовите мне свое имя, о’кей. Я обещаю, что оно останется между нами.
— Гарсиа.
— Это не настоящее имя, не так ли?
— Конечно, нет, но это все, что я могу.
— О’кей, Гарсиа. Расскажите мне.
— Я не совсем уверен, но мне кажется, что я натолкнулся на кое-что такое в конторе, чего не должен был видеть.
— У вас есть копия этого?
— Возможно.
— Послушайте, Гарсиа. Мне позвонили вы, правильно? Вы хотите говорить или нет?
— Я не уверен. Что вы станете делать, если я расскажу вам кое-что?
— Тщательно проверю это. Если мы будем намерены обвинять кого-то в убийстве двух судей Верховного суда, то, поверьте, информация об этом будет преподнесена очень деликатно.
Наступила очень долгая тишина. Грантэм замер у кресла-качалки и ждал.
— Гарсиа! Вы у телефона?
— Да. Можем мы поговорить позднее?
— Конечно, но мы можем поговорить и сейчас.
— Я должен подумать над этим. Я не ел и не спал неделю. Я не в состоянии мыслить рационально. Я, возможно, позвоню вам позднее.