Джон Карр - Паника в ложе "В"
— А при чем тут Портер?
— Да, Портер… Не знаю, какие там у них отношения, но они занимают смежные комнаты в отельных апартаментах. У леди вроде много ценных украшений, унаследованных от второго мужа, лорда Северна. Это массивные фамильные драгоценности в эдвардианском стиле.[87] Леди их не носит — считает их «безвкусными и вульгарными» и утверждает, что вообще не любит ювелирных изделий.
— Если подумать, — заметил Нокс, — то я в самом деле ни разу не видел на ней драгоценностей, кроме нитки жемчуга в предпоследний вечер на корабле. Но мое знакомство с леди Северн ограничено четырьмя из семи дней нашего совместного плавания, так что я не могу об этом судить.
Лейтенант снова извлек записную книжку.
— Она не носит драгоценности, но держит их при себе в шкатулке. Набор включает золотой «ошейник», утыканный бриллиантами и изумрудами, и бриллиантовый браслет, где каждый камень размером с пробку от графина.
Вскоре после того, как они въехали в отель, и незадолго до ее звонка мне леди видела мистера Портера возле шкатулки в ее спальне. Он не слишком пожадничал и не взял ничего, кроме ожерелья и браслета. Но их он сунул в карман и был таков.
— Минутку, лейтенант! Портер находился в отеле, когда леди Северн звонила вам?
— В отеле, но не в апартаментах. Он спустился выпить чашку шоколада. «Я хочу, чтобы вы познакомились с моей давней подругой и компаньонкой Бесс Харкнесс, — добавила леди. — Ей известно то же, что и мне». — «В том числе и про это маленькое дельце?» — спросил я. «Еще нет, но будет, — ответила она. — Я сообщу ей позже».
Леди окликнула Бесс Харкнесс, которая, очевидно, гладила панталоны в другой комнате. «Если я окажусь вне досягаемости, — заявила она, — поговорите с Бесс. Она маленькая, светловолосая и носит очки — вы не сможете ее не узнать».
Ну, Бесс Харкнесс проговорила мне в трубку «здравствуйте», но тем дело и кончилось. «La Dame aux Camelias»[88] выгнала ее из комнаты, заперла за ней дверь и продолжила с космической скоростью.
Лэрри Портер вроде бы происходит из старинной семьи с Юга США, хотя воспитывался на Севере и не болтает на каждом шагу о своих предках. Леди ставила на него, когда он играл в теннис на Ривьере. Но больше ничего хорошего я о нем не услышал. Портер оказался неблагодарным негодяем и мошенником, и она устала от его выходок.
«Я наняла лимузин, — сообщила леди, — и скоро мы втроем поедем к моей труппе в театр «Маска». Я хочу, чтобы вы арестовали его там. Но я ничего не стану сообщать мастеру Лэрри. Даже не намекну ему на то, что его ожидает, пока вы не наденете на него наручники». Как будто мне нужны наручники, чтобы арестовать это ничтожество!
Таковы женщины — ничего не поделаешь! Если вы им не угодите, они не проронят ни слова, будут ждать часы или даже дни, а потом закатят вам скандал из-за какой-то ерунды, так что вы в жизни не догадаетесь о настоящей причине и подумаете, что они рехнулись. Разве с вами такого не случалось, мистер Нокс?
— Случалось — один-два раза, — признался Нокс.
— Не то что я защищаю Портера или в чем-то обвиняю леди Северн. Но… останутся ли ее намерения прежними через пару часов? Голос у нее был вдвое более мстительным, чем у моей Фло в самом худшем настроении. Однако обратиться в полицию — серьезный поступок; такое заявление нелегко взять назад. Кроме того, с этой труппой связаны известные люди, и мы не хотим поднимать лишний шум.
«Предположим, мэм, — отозвался я, — вы решите отказаться от своих обвинений. Не будет ли лучше подождать с арестом, пока я не поговорю с вами в театре?» Она ответила, что нет, и упорствовала на этом, как я ни настаивал. — Лейтенант Спинелли сердито засунул книжку в карман. — И это не все! В театре я слышал еще кое-что. Не утверждаю, что дела так уж плохи, — по крайней мере, с арбалетами и другим оружием не должно быть неприятностей. Но ваша жена меня немного беспокоит. А тут еще ума не приложу, что мне делать с джентльменом-жиголо. Двинуть его ногой в челюсть сразу же или дождаться, покуда леди Вир де Вир вспомнит о моем существовании? Ладно, приятель. Пошли смотреть шоу.
Нокс глянул на часы — было десять минут одиннадцатого. Еще пять минут ему было суждено испытать самые различные эмоции.
Когда они вошли в затемненный бельэтаж, лейтенант Спинелли двинулся по крайнему проходу, на полпути свернул влево и уже по центральному проходу приблизился к тому месту, где они недавно видели стоящего Лоренса Портера.
Ориентируясь по огоньку вечной сигареты Бесс Харкнесс, Нокс направился туда, где сидели она и Джуди. Джуди набросилась на него чуть ли не в истерике («Говорю тебе, все в порядке и будет в порядке, если ты оставишь меня в покое!»), и он отступил, опасаясь новых расспросов Спинелли. Мисс Харкнесс зажгла очередную сигарету — пламя спички отразилось в стеклах ее очков. Окинув взглядом зал, Нокс смог увидеть смутные очертания Марджери Вейн, сидящей неподвижно, положив руки на барьер ложи, и напряженно смотрящей на сцену.
Лейтенант Спинелли не нашел Лоренса Портера — Нокс слышал его шаги по проходу. Не желая продолжения беседы, он спустился по лестнице в фойе. Джадсон Лафарж и Конни, также занятые поисками, прошли мимо него, словно пара призраков. Толкнув вращающуюся дверь, Нокс двинулся по проходу партера, где они фехтовали с Бэрри Планкеттом.
Его глаза привыкали к темноте — к тому же здесь было не совсем темно. Так как Эдам Кейли строил «Маску», руководствуясь проектом, по которому соорудили несколько театров в Дублине и Лондоне, многие крайние сиденья были снабжены с внешней стороны миниатюрными лампочками, освещающими пол и помогающими опоздавшим найти свой ряд. Свет исходил и из оркестровой ямы.
Нокс не увидел впереди судью Каннингема. Сев на место в четвертом ряду сзади с левой стороны, он закурил и перенес внимание на сцену.
В первом акте артисты пребывали на высочайшем уровне, играя с подлинным вдохновением. «Маска» не имела вращающейся сцены. Однако смена декораций осуществлялась с поразительной быстротой, сопровождаясь оркестровыми эпизодами, почти столь же частыми, как в опере, что объясняло полубезумное состояние дирижера.
Джульетта появилась в третьей сцепе. С первых же ее слов: «Ну, что еще?» — стало очевидно, что Энн Уинфилд превзойдет саму себя. От нее невозможно было оторвать глаз. «Четырнадцать ей минет на Петров день», — объявила толстая Кормилица. Энн и впрямь выглядела чуть старше четырнадцати, хотя англосаксонские девочки такого возраста редко проявляют подобную пылкость. Ее воздушная красота так пленяла воображение, что слова Бэрри Планкетта: «Она пользуется дурной славой во всех городах на Востоке страны» — казались в высшей степени нелепыми.
