Эллери Куин - Последний удар
— О-о! — Оливетт Браун с громким топотом выскочила вон. Расти побежала за ней.
— Извините, — сказал толстый врач, — но я просто не могу поверить, что она всерьез воспринимает хоть половину всей ахинеи, исходящей из ее уст.
Мистер Гардинер встал, покачивая головой, и устремился вслед за матерью и дочерью.
Эллери продолжил, словно его вообще не прерывали:
— Другая сторона карточки пустая… снова.
В ту ночь, ведя записи в дневнике, к своему отчету о событиях дня Эллери прибавил еще один абзац:
«Сейчас три подарка из двенадцати… подразделяются на шесть отдельных предметов: вол, дом, верблюд, дверь, окно, гвоздь. На поверхностный взгляд — идиотизм или чистой воды злонамеренная чушь. И все же не могу побороть чувство, что какой-то связующий смысл в этих предметах есть. Вопрос только в том, какой?»
Четвертый вечер: суббота, 28 декабря 1929 года
За завтраком Мариус имел весьма похмельный вид. Он молча ел, не принимая никакого участия в дебатах, развернувшихся за столом.
Открыл тему доктор Дарк, объявив, что намерен «застолбить» радио на вторую половину дня: в Пало-Альто состоится матч между командами Армии и Стэнфорда, и трансляция по Си-Би-Эс и Эн-Би-Си начнется в 16.45 по местному времени. Это, естественно, привело к разговору о Рыжем Крисе Кэгле, Великом Американском Хафбеке из команды курсантов, для которого игра со стэнфордскими «Кардиналами» будет последней, так как он заканчивает училище. Сыграет ли Кэгл решающую роль? Сподвпгнет ли его тот факт, что он последний раз выступает в форме курсантов, проявить железную отвагу, необычайную даже для него? Вот таковы были важнейшие вопросы в споре, где доктор Дарк встал на антикэглистскую точку зрения, а мистер Гардинер, Роланд Пейн, Артур Крейг и, к немалому собственному удивлению, Эллери отстаивали более романтичный взгляд на вещи.
Приводились ссылки на непререкаемые авторитеты. Так, пошла в ход сокрушительная статистика поражения армейской команды от непобедимых «нотрдамцев», руководимых Рокни, случившегося месяц назад. К этому выпаду прибегнул достойный доктор, на что мистер Гардинер, раздувая ноздри, заявил, что окончательный счет 7:0 — это еще не конец света; а доктор отпарировал так: «Да, что при этом делал Кэгл? Да ничего, разве что отдал пас, который Джон Эндер перехватил, пробежал девяносто восемь ярдов и сделал единственный тачдаун за всю игру». Эту речь мистер Пейн с прискорбием охарактеризовал как довод «ad hominem», хотя и признал, что Кэгл в текущем году не так хорош, как был в двадцать седьмом.
Так оно и шло, тем временем челюсти Мариуса кусали и жевали, и он ни разу не оторвал взгляд от тарелки.
С другой стороны, в это утро Джон Себастиан, казалось, полностью пришел в себя после вчерашнего. Он был весел, хотя и несколько рассеян; некоторые намеки на вчерашние затруднения он, похоже, вовсе не замечал; по большей части он засыпал вопросами спорщиков, принимая то одну, то другую сторону, в зависимости от того, где его участие подбавит в спор больше перцу. Расти смотрела на него довольно косо, но ведь и Валентина точно так же смотрела на Мариуса.
Молодой музыкант отказался от второй чашки кофе, немного посидел в раздумье, встал, извинился и вышел из столовой. За ним немедленно последовала Вэл Уоррен. Минуту спустя она вернулась, тихонько уселась и продолжила завтрак. Через некоторое время вернулся и Мариус.
— Джон, — Мариус говорил так, словно у него начались спазмы в горле. — Можно тебя на минуточку? Тебя и Расти?
Джон удивился.
— Сколько угодно. Вы позволите?
Они пошли в гостиную вслед за Мариусом.
— Да уж давно пора! — отрубила Оливетт Браун. — Хотя мне лично кажется, что он мог бы и без подсказок со стороны извиниться за свое отвратительное поведение вчера.
— Еще кофе, миссис Браун? — пробормотал Крейг.
Валентина ничего не сказала.
Спустя пять минут Мариус вернулся один. На его смуглом лице красноречиво запечатлелось изумление.
— Мистер Крейг, я не хотел бы вас тревожить, но скажите, у Джона со здоровьем все в порядке? Вы не замечали с его стороны некоторой… э-э… рассеянности?
Бородач был озадачен.
— Не возьму в толк, о чем вы, Мариус. А что?
— Я вчера немного перебрал. — Музыкант покраснел. — То есть вся эта история с Расти…
— Я понимаю, но зачем…
— Я не силен в извинениях, но… В общем, я только что попросил прощения у Расти и Джона. Расти проявила большую отзывчивость…
— А Джон нет? — Крейг облегченно улыбнулся. — Что ж, мой мальчик, молодые люди любят друг друга… Как это Драйден говорит о ревности? «О ты, тиран души».
— Я не об этом, мистер Крейг. Дело в том… кажется, Джон не помнит, что вчера произошло.
Крейг был в недоумении.
— Сначала мне показалось, что он меня разыгрывает. Но это было не так. Он действительно не вспомнил ни нашу драку, ни как сержант Девоу нас разнимал — ничего.
— Но как же он мог забыть? — воскликнула Валентина. — И суток не прошло!
Бородач недоуменно посмотрел на доктора Дарка.
Толстый доктор задумался.
— По-моему, Артур, тут что-то вроде амнезии. Возможно, следствие удара по голове во время драки. Я, пожалуй, осмотрел бы парня.
— А можно сначала мне? — мгновенно вмешался Эллери. — Если не возражаете.
И не успел никто ответить, как он вскочил и устремился в гостиную.
Джон сидел в кресле в напряженной позе, Расти сидела у его ног и осторожно с ним разговаривала. На вошедшего Эллери она посмотрела с благодарностью.
— Представьте себе, Эллери, — бойко заговорила она. — Джон ничего не помнит из того, что вчера творилось в летнем домике. Он даже не помнит, что был там. Ну, не занятно ли?
— Не понимаю, с чего все подняли такой шум, — сердито сказал Джон. — Ну забыл. Это что, преступление?
— Мы все несколько напряжены последние дни, — сказал Эллери. — И иногда с головушкой могут быть всякие штучки. Как, скажем, тот случай в четверг, с черной лестницей.
— С черной лестницей? — с опаской повторила Расти.
— Я не намерен это обсуждать. — Джон выпрыгнул из кресла, едва не повалив Расти.
— Но, милый, ты же сам жаловался на головные боли…
— С похмелья!
— Послушай, Джон, — сказал Эллери. — Раз уж у вас гостит доктор Дарк…
— Я здоров, говорю вам! — Джон выскочил из комнаты и взмыл вверх по лестнице.
