Дэн Марлоу - Имя игры - смерть
Франклин взял меня за руку. Я посмотрел на его руку, затем перевел взгляд на лицо. Он отдернул руку и нахмурился. Я понял, что это за человек — таких я ненавидел больше всего. Ему хотелось заставить меня признать его силу. Я почувствовал, как у меня зашевелились волосы от ненависти.
Франклин не решился сделать так, как ему хотелось. Он фыркнул, встал и вышел из таверны. Разговор в зале возобновился. Бармен бочком подошел ко мне и принялся вытирать тряпкой поверхность бара.
— Да, это наш Франклин, — заметил он извиняющимся тоном. — Он немного… вспыльчив. А что это он имел в виду, когда заговорил о танцах?
— Не имею ни малейшего представления. — Я знал, что не должен говорить о том, чьей подругой является белокурая вдова. Снаружи послышался рев мотора — автомобиль Франклина рванул с места. — Вспыльчив, да? И скольких он похоронил в приступе вспыльчивости? — Едва слова вырвались у меня, как я тут же пожалел о них. Зачем зарываться на неприятности? Это безумие.
Бармен захихикал.
— Скольких похоронил? Ха-ха! — Он посмотрел по сторонам, надеясь на самую широкую аудиторию. Может, и похоронил, но никто не подал на него жалобу. — Бармену нравилось слушать свой голос. — Может быть, пару преступников, пытавшихся скрыться, — не больше, — поспешно добавил он, затем продолжил с новым усердием: — Барт — один из лучших молодых полицейских в нашем городе… — Проявив, таким образом свою лояльность к силам правопорядка, он одарил меня широкой улыбкой.
Я допил пиво, вышел на улицу и вернулся в мотель, где провел пару часов, читая книгу. Когда часы показали двенадцать, я запер Кайзера и вышел из мотеля. Через пятнадцать минут я подъехал к «Дикси пиг». Свет в ресторане был выключен, и на площадке стоял всего один автомобиль — машина Хейзел, Она подошла к ней, увидев меня.
— Поедем в моей машине, — сказала она, садясь на место водителя. «Интересно, сколько еще она выпила?» — подумал я, но опустился на сиденье рядом. Хейзел включила мотор и резко рванула с места. Из-под задних колес вырвался фонтан гравия.
Выехав на шоссе, мы свернули на юг. За последним городским светофором Хейзел прибавила скорость. Она оказалась хорошим водителем, хотя и немилосердно газовала. Откинувшись на спинку сиденья, я смотрел, как полная луна плывет над заливом и перед нами разворачивается черная лента шоссе. Мы оба молчали.
Миль через пятнадцать Хейзел свернула налево, на узкую проселочную дорогу. Судя по всему, она хорошо знала местность, потому что рассмотреть дорогу эту с шоссе невозможно. Еще через милю она снова повернула налево, автомобиль запрыгал по ухабам и остановился. Хейзел выключила фары; мы сидели и смотрели на темный силуэт коттеджа, освещенного лунным светом.
— Я построила его сама, — сказала она, — До последнего гвоздя. Это — хорошая терапия. Пошли.
Она отперла дверь, и мы вошли.
— Ну? — раздался из темноты ее голос. — Хорошо, что у меня достаточно смелости для нас обоих. Почему ты не пригласил меня куда-нибудь?
— Отвечу на твой вопрос, как только в голову придёт подходящее объяснение, — пробормотал я. Она захлопнула входную дверь, и я слышал, как щелкнул замок. В комнате было темно, и я ничего не видел, кроме широкой кровати у окна.
Хейзел подошла сзади и обняла меня;
— Раздевайся, приятель, — пригласила она.
Я медленно разделся и подошел к кровати. Она лежала поверх одеяла совершенно голая. Ее тело могло бы стать моделью для любого художника, умеющего видеть настоящую женщину.
Я сел на краешек широченной кровати.
— Хейзел… — начал я.
— Только не пытайся сказать, что моя смелость смутила тебя, — она протянула ко мне руки. — Ты — мужчина, все будет в порядке.
Через некоторое время, когда и для нее стало очевидно, что все в порядке не будет, она села, опершись спиной о подушки.
— Дай мне сигарету, Чет, — попросила Хейзел. Ее голос звучал устало. Я встал, подошел к костюму, брошенному на кресло, и достал сигареты. В свете зажигалки она посмотрела на меня.
— Это из-за меня, Чет? — тихо спросила она.
— Нет.
— Но ведь ты не гомосексуалист. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Нет.
— Но у тебя такое случается?
— Да. Не слишком часто.
— Жаль, что это случилось именно со мной. — Хейзел выпустила облако дыма. — Извини меня, Чет. Я знаю, что я виновата. Но почему?
— У каждого свой взгляд на жизнь. — Я погасил сигарету. — Когда-то, много лет назад, я увидел забавный рисунок в журнале. Батальон в парадной форме марширует по плацу, а сзади тащится солдат — весь растрепанный, потный и грязный. Сержант ругает его, а солдат отвечает, что он тоже маршировал — но под другой барабан.
— А у тебя какой барабан? — тут же спросила Хейзел.
Я чуть было не выпалил — «оружие», но успел сдержаться и ответил: «Возбуждение». С револьвером в руке и в обстановке, когда напряженность так и потрескивает в воздухе, у меня просто несравнимые мужские достоинства.
— Да, мне приходилось слышать про тореадоров, — заметила Хейзел задумчиво. — И игроков в карты, у которых влечение то пропадало, то снова появлялось. Она встала с кровати и подошла к разбросанной на полу одежде. Ее прекрасное тело светилось в полумраке. Одевшись, Хейзел подошла к постели и больно ткнула меня в ребра.
— Давай забудем о сегодняшнем вечере и начнем сначала, — предложила она.
Но в машине, когда мы ехали обратно в «Дикси пиг», царило молчание, Впрочем, такое случалось со мной и раньше.
Придя в ресторан на следующий день, я не заметил никаких перемен в отношении Хейзел ко мне, и она пи разу не упомянула о том, что произошло накануне.
— Я слышала, что теперь ты дразнишь наших бедных молодых полицейских, — неожиданно заметила Хейзел, садясь напротив.
— Со слухом у тебя все в порядке, но кто-то ввел тебя в заблуждение, не сказав, что произошло на самом деле.
— Боюсь, ты недооцениваешь Барта Франклина.
Это разозлило меня.
— Я ни переоцениваю его, ни недооцениваю, — буркнул я. — Мне просто наплевать.
— Не сердись, Чет. Я ведь говорю это ради твоего блага. Барт действительно опасен.
— Тогда почему опасному человеку поручили обязанности полицейского?
Хейзел нахмурилась.
— Думаю, никто не знал, насколько опасным может быть Барт, пока он не стал полицейским. Психиатр, наверное, придет к выводу, что теперь Барт может вымещать свою злобу на других, вообще не опасаясь наказания.
— По-видимому, Люси Граймс нравятся агрессивные мужчины.
— В последнее время между ними что-то произошло, — тихо заметила Хейзел. — И эти перемены заметны в ней, а не в нем. Люси всегда выглядела надменной, всегда смотрела на других свысока. Было время, когда Барт по ее сигналу опрокидывался на спину, подобно щенку, и покорно скулил. А вот теперь все переменилось. Она похудела, и ее глаза походят на дыры, прожженные в одеяле. Что-то мучает нашу прекрасную блондинку. Говоря по правде, я даже подумала, а не растратила ли она казенные деньги.
