Раймонд Чэндлер - Высокое окно
— Откуда вы знаете, что радио замолчало?
— Мне сказали, — спокойно ответил Бриз. — В этой дыре живут не одни они. Словом, выключили они радио и вышли. Убийца слышит, как они выходят, выглядывает из квартиры Филлипса и видит, что дверь напротив открыта. Иначе бы он не обратил на нее никакого внимания.
— Жильцы доходных домов, уходя, не оставляют двери открытыми. Тем более в таком районе.
— Да, но не пьяные. Пьяные невнимательны. Им трудно сосредоточиться. И они не в состоянии думать о нескольких вещах одновременно. Дверь была открыта, пускай приоткрыта. Убийца вошел спрятать свой пистолет и нашел другой. Его он взял с собой, чтобы Хенчу было еще хуже.
— Вы можете проверить пистолет.
— Пистолет Хенча? Попробуем, но Хенч говорит, что не помнит номера. Если найдем, что-то, возможно, он нам и даст. Хотя сомневаюсь. Пистолет, который у нас есть, мы проверим, но сами знаете, как бывает. Уже вроде бы что-то нащупал, думаешь, ну вот, теперь все пойдет как по маслу, — и тут след вдруг обрывается. Тупик. Подумайте, может, вам что-нибудь еще пригодится из того, что мы узнали?
— Я устал. Фантазия не работает.
— Еще совсем недавно фантазия у вас работала отлично, — сказал Бриз. — Когда речь шла о деле Кессиди.
Я промолчал. Набил трубку, но она оказалась слишком горячей. Положил ее на край стола. Пусть остывает.
— Честное слово, — медленно проговорил Бриз, — даже не знаю, что с вами делать. Нельзя сказать, чтоб вы были на плохом счету. И все-таки не верится, что вам и правда почти ничего не известно о случившемся.
Я опять промолчал.
Бриз подался вперед и раздавил в пепельнице окурок сигары. Допил коктейль; надел шляпу и встал.
— Долго еще собираетесь молчать? — спросил он.
— Не знаю.
— Зато я знаю. Даю вам чуть больше двенадцати часов, до завтрашнего полудня. В любом случае результаты вскрытия мне будут известны только завтра днем. За это время переговорите со своим клиентом и выкладывайте все начистоту.
— А если нет?
— А если нет, я иду к шефу и говорю ему, что частный сыщик Филип Марло утаивает сведения, необходимые мне для расследования убийства. Уж он-то с вами церемониться не будет.
— Это точно. Вы осмотрели письменный стол Филлипса?
— Конечно. Аккуратный такой парень. В столе ничего не было, кроме какого-то маленького дневника. В нем тоже ничего особенного. Пишет, как ходил на пляж, как повел девушку в кино, но знакомство продолжения не имело. Или как без дела сидел в конторе. Один раз получил из прачечной плохо выстиранное белье, обиделся и исписал целую страницу. В основном же — по три-четыре строчки, не больше. Вот только почерк у него необычный. Пишет печатными буквами.
— Печатными? — переспросил я.
— Да, печатные буквы, чернилами. Не такие, знаете, большие прописные буквы — когда хотят скрыть почерк. А маленькие, аккуратные печатные буковки, как будто он так всегда пишет.
— На его визитной карточке был другой почерк.
Бриз на минуту задумался. Потом кивнул:
— Верно. Может быть, вот в чем дело. Ведь на дневнике тоже не было имени. Может, печатные буквы — это просто игра, игра с самим собой.
— Как у Пеписа[4]?
— Кто это такой?
— Один человек, который давным-давно вел дневник, пользуясь особой системой записи.
Бриз посмотрел на Спенглера, который стоял перед своим стулом, высасывая из стакана последние капли.
— Пошли, хватит с нас, — сказал Бриз. — А то, по-моему, этот тип готовиться выдать нам еще одного Кессиди.
Спенглер поставил стакан на стул, и они пошли к выходу. Взявшись за ручку двери, Бриз переступил с ноги на ногу и покосился на меня.
— Вы знаете каких-нибудь высоких блондинок?
— Надо подумать, — ответил я. — Не исключено. Очень высокая?
— Просто высокая. Не знаю, очень или нет. Знаю только, что не ниже высокого мужчины. Дом на Корт-стрит принадлежит итальянцу по имени Палермо. Мы заходили к нему в похоронное бюро напротив. Оно тоже его. Он уверяет, что видел, как примерно в половине четвертого из подъезда вышла высокая блондинка. Управляющий Пассмор не припоминает, чтобы в доме жила такая. По словам итальянца, она красивая. Я склонен ему верить, потому что вас он описал довольно точно. Как она входила в дом, он не видел. Она была в брюках, спортивной куртке и в платке. Из-под платка выбивались светлые волосы, много волос.
— Что-то ничего не приходит в голову, — сказал я. — Но я вспомнил другое. Я записал на конверте номер машины Филлипса. По нему вы можете попробовать узнать его бывший адрес. Сейчас принесу.
Они стояли в дверях, пока я ходил в спальню за конвертом. Отдал его Бризу, тот прочел то, что я на нем записал, и сунул конверт в бумажник.
— Значит, все-таки вспомнили, да?
— Значит, вспомнил.
— Так, так — сказал он. — Так, так.
И пошли по коридору к лифту, качая головами.
Я закрыл дверь и вернулся к моему почти нетронутому второму коктейлю. Некрепкий. Отнес стакан на кухню, подлил в него виски из бутылки и со стаканом в руке подошел к окну, где в лиловых сумерках раскачивались податливые кроны эвкалиптов. Наверно, ветер поднялся опять. Он стучал в окно, и стены дома сотрясались от тяжелых глухих ударов, как будто толстой железной проволокой колотят по штукатурке между изоляторами.
Я попробовал коктейль и пожалел, что потратил на него хорошее виски. Выплеснул коктейль в раковину, взял чистый стакан и выпил ледяной воды.
За двенадцать часов ситуация, которая до сих пор оставалась для меня абсолютно загадочной, усложнится еще больше. Можно, правда, выдать клиента и навести на старуху и ее родню полицию. «Если хотите иметь дело с полицией, обращайтесь к Марло. Зачем волноваться? Зачем прибывать в сомнении и неведении? Зачем терзаться подозрениями? Обратитесь к нетрезвому, беспечному, косолапому, опустившемуся сыщику. Филип Марло. Гленвью, 7537. Приходите, и я натравлю на вас лучших полицейских города. Не унывайте. Звоните Марло — и ждите ареста».
Шутка получилась невеселой. Я вернулся в комнату и закурил давно остывшую трубку, лежавшую на краю шахматного столика. Медленно затянулся, но трубка по-прежнему пахла горелой резиной, отложив ее в сторону, я стоял посреди комнаты, покусывая выпяченную нижнюю губу.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку и зарычал в нее.
— Марло?
Хриплый шепот. Я его уже слышал.
— Вот что, — сказал я. — Говорите, что вам надо. Кто еще хочет дать мне заработать?
— Может, у тебя ума хватит, — проговорил хриплый голос. — Может, захочешь доставить себе удовольствие.
— И сколько же оно будет стоить?
