Жорж Сименон - Мегрэ и убийца
— Прошу прощения, мадемуазель…
Явно вообразив невесть что, она почти побежала.
— Я комиссар Мегрэ. Мне бы хотелось поговорить об Антуане.
Девушка остановилась как вкопанная и с тоской посмотрела на него.
— Что вы сказали?
— Мне хотелось бы поговорить об…
— Я слышала, но мне непонятно. Я не…
— Отрицать бессмысленно, мадемуазель.
— Кто вам сказал?
— Ваша фотография или, скорее, ваши фотографии. Сегодня утром вы стояли перед домом покойного, ваши пальцы судорожно мяли носовой платок Вы были и у церкви, и на кладбище.
— Почему меня фотографировали?
— Если вы уделите мне несколько минут и прогуляетесь со мной, я все объясню. Мы ищем убийцу Антуана Батийля. Пока мы не напали на след, у нас ни одной серьезной зацепки. В надежде, что убийца появится на похоронах своей жертвы, я приказал фотографировать лица присутствующих на похоронах. Потом фотограф отобрал нескольких людей, которые были и на набережной Анжу, и у церкви, и на кладбище.
Девушка кусала губы. Непринужденно шагая по набережной, они прошли мимо дома Батийлей. Черный креп исчез. На всех этажах светились окна. Дом снова вошел в обычный жизненный ритм.
— Что вы от меня хотите?
— Чтобы вы рассказали все, что знаете об Антуане. Вы были самым близким для него человеком.
— Почему вы так сказали? — вспыхнула она.
— Это он так сказал, только немного по-другому. В Сорбонне у него был приятель…
— Сын привратницы?
— Да.
— Единственный его приятель… С другими он не чувствовал себя уверенно. Ему всегда казалось, что он не такой, как остальные.
— Вот он и дал понять этому Арго, что собирается на вас жениться.
— Вы уверены, что он это сказал?
— А вам он не говорил?
— Нет. Я не согласилась бы. Мы люди разного круга…
— Похоже, он не принадлежал ни к какому кругу, в том числе и к своему.
— Да и его родители…
— Как долго вы были знакомы?
— С тех пор, как я работаю в этом кафе. Месяца четыре. Я помню, это случилось зимой: когда я его увидела, в первый раз пошел снег. Антуан заходил каждый день за…
— Как скоро он стал поджидать вас у выхода?
— Через месяц, даже больше.
— Вы стали его любовницей?
— Ровно неделю назад.
— У вас есть брат?
— Двое. Один служит в армии, в Германии, другой работает в Лионе.
— Вы из Лиона?
— В Лионе жил отец. Он умер, семья рассеялась, и я оказалась с матерью в Париже. Мы живем на улице Сен-Поль. Я работала в универмаге, но не выдержала: там для меня слишком утомительно. Когда я узнала, что на улице Сен-Луи-ан-л'Иль требуется официантка…
— У Антуана были враги?
— Почему у него должны были быть враги?
— Его склонность ходить с магнитофоном в места, пользующиеся дурной славой…
— Там на него не обращали внимания. Он садился в уголке или становился у стойки. Два раза он брал меня с собой.
— Вы встречались с ним каждый вечер?
— Он приходил за мной в кафе и провожал домой. Раз или два в неделю мы ходили в кино.
— Могу я узнать, как вас зовут?
— Морисетта.
— Морисетта, а дальше как?
— Морисетта Галлуа.
Они повернули назад, медленно прошли по мосту Мари и оказались на улице Сен-Поль.
— Я пришла. Вы больше ничего не хотите спросить?
— Пока нет. Спасибо, Морисетта. Крепитесь.
Мегрэ вздохнул, поймал у метро такси и через несколько минут был дома. Он старался не думать о расследовании; включив по привычке телевизор, он тут же его выключил из опасения снова услышать об улице Попенкур и грабителях.
— О чем ты думаешь?
— О том, что мы идем в кино и что сегодня довольно тепло. Можно пройтись до Больших бульваров.
От прогулки Мегрэ почти всегда получал большое удовольствие. Через несколько шагов г-жа Мегрэ взяла его под руку, и они неторопливо пошли, порой останавливаясь и разглядывая витрины. Говорили о том о сем: о лице какого-нибудь прохожего, о платье, о письме от невестки. На этот раз Мегрэ очень хотел посмотреть вестерн; только у заставы Сен-Дени они нашли то, что нужно. В перерыве комиссар выпил рюмку кальвадоса, жена удовольствовалась вербеновой настойкой.
В полночь свет в их квартире погас. Завтра суббота, 22 марта… Накануне Мегрэ и не вспомнил, что наступил первый день весны. Весеннее равноденствие… Засыпая, он видел свет, набережную Анжу, утро у дома покойного…
В девять позвонил следователь Пуаре.
— Ничего нового, Мегрэ?
— Пока нет, господин следователь. Во всяком случае, ничего конкретного.
— А вы не думаете, что этот матрос, как бишь его, Ивон Демарль…
— Я убежден, что если в деле с картинами он завяз по уши, то к убийству на улице Попенкур никакого отношения не имеет.
— Вам что-нибудь пришло в голову?
— Вроде кое-что вырисовывается. Пока очень неясно, поэтому ничего вам не скажу, однако на развитие событий надеюсь.
— Убийство из ревности?
— Не думаю.
— Ограбление?
— Пока не знаю, — отрезал Мегрэ, ненавидевший подобную классификацию.
События не заставили себя долго ждать. Через полчаса зазвонил телефон. Это был заведующий отделом информации одной из вечерних газет.
— Комиссар Мегрэ?.. Говорит Жан Роллан. Я вас не отвлекаю? Не пугайтесь, никаких сведений я у вас не прошу, хотя если что-нибудь есть, выслушаю с удовольствием.
Отношения с редактором этой газеты у Мегрэ были прохладные: редактор постоянно жаловался, что ему никогда не сообщают первому о важных событиях: «Только нам, ведь мы выпускаем еще три газеты. Было бы естественно…» Это была не война, но определенное взаимное недовольство. Именно поэтому звонил не сам редактор, а его подчиненный.
— Читали наши вчерашние статьи?
— Просмотрел.
— Мы пытались проанализировать возможность тесной связи между обоими делами. В конечном итоге количество «за» и «против» получилось одинаковым.
— Знаю.
— Так вот, после этой статьи в утренней почте мы нашли письмо, которое я вам сейчас прочитаю.
— Минутку. Адрес написан печатными буквами?
— Совершенно верно. Письмо тоже.
— На обычной бумаге, какую продают в конвертах по шесть листов в табачных и бакалейных лавках?
— И это верно. Вы тоже получили письмо?
— Нет. Продолжайте.
— Читаю: «Господин редактор! Я внимательно прочел в вашей уважаемой газете статьи, касающиеся так называемого дела об убийстве на улице Попенкур и дела о похищении картин. Ваш сотрудник пытается, хотя и безуспешно, установить связь между этими двумя делами. Я нахожу наивными предположения прессы, что на младшего Батийля нападение на улице Попенкур совершено из-за магнитофонной ленты. Кстати, разве убийца забрал магнитофон? Что же касается матроса Демарля, то он никогда никого не убивал своим складным ножом. Такие ножи продаются во всех приличных скобяных лавках, и у меня есть тоже такой. Только вот моим действительно убит Антуан Батийль. Я не хвастаюсь, уверяю вас. Но и не горжусь. Напротив. Тем не менее вся эта шумиха меня утомляет. К тому же, мне не хотелось бы, чтобы из-за меня пострадал невиновный Демарль. Если вам будет угодно, можете опубликовать это письмо. Гарантирую, что говорю правду. Благодарю вас. Преданный вам…» Подписи, конечно, нет. Думаете, это шутка, комиссар?
