Колин Декстер - Без вести пропавшая
Ее голос стал более крикливым и вульгарным. Фасад пошел трещинами, и Морс поймал себя на мыслях о ней. Муж пропадает на работе. Длинные, одинокие дни, и дочь дома только в обеденное время.
Он не хотел задавать свой следующий вопрос. Это была одна из тех вещей, которые на самом деле не имели какого-либо отношения к делу. Он пришел ему в голову в первый раз, когда он взглянул на цветную открытку: к восемнадцатой годовщине свадьбы, а Вэлери в это время было почти двадцать – или было бы, если бы она была еще жива. Он сделал еще один глубокий вдох.
– Вэлери была ребенком вашего мужа, миссис Тэйлор?
Вопрос ударил в цель, и она отвернулась.
– Нет. Я родила ее прежде, чем познакомилась с Джорджем.
– Понятно, – мягко сказал Морс.
В дверях она повернулась к нему.
– Вы увидитесь с ним? – Морс кивнул. – Я не против того, если вы спросите его, но... но, пожалуйста, ничего не упоминайте о том, что вы сказали мне про Вэлери. Он был для нее всегда хорошим отцом, и он... он много заботился о Вэлери, особенно когда мы только поженились... тем более, что у нас не было своих детей. Если вы понимаете, о чем я. Ему было больно, я знаю, когда это случилось, и... и я не хочу, чтобы он страдал еще больше, инспектор. Он был хорошим мужем для меня; он всегда был хорошим человеком для меня.
Она говорила с удивительной теплотой и, пока она говорила, Морс увидел следы былой красоты на ее лице. Он услышал, как пообещал, что не скажет. Тем не менее, его заинтересовало, кто был настоящим отцом Вэлери, и может ли это быть настолько важным для него, чтобы выяснить. Если бы он мог это узнать. Если бы кто-нибудь это знал, – в том числе и мать Вэлери.
Когда он медленно вышел из дома, он задал себе еще один вопрос. Там было что-то, хотя и едва заметное, что-то вроде ключа к нервозности миссис Тэйлор; немного большей, чем естественная нервозность от встречи со странным человеком – даже странным полицейским. Это было больше похоже на случай с его секретаршей, когда он неожиданно влетел в свой кабинет и увидел, что она поспешно и виновато прикрывает некую личную маленькую вещь, которую ему не нужно было видеть. Может, был кто-то еще в доме во время его интервью с миссис Тэйлор? Он так и думал. Он молниеносно развернулся на каблуках и повернулся лицом к дому, из которого только что вышел – и он увидел его. Правая рука, державшая занавеску на окне верхнего этажа, слегка дернулась, и смутный силуэт скользнул спиной к стене. Всего мгновенье. Занавеска еще была; но признаков жизни уже не было. Так белая бабочка-капустница петляет вдоль живой изгороди, – и вдруг исчезает.
Глава двенадцатая
Морсу пришло в голову, когда он ехал по Вудсток-роуд, что из множества вещей, которые ему приходилось делать в жизни, он никогда раньше не посещал свалку. На самом деле, когда он миновал Уолтон-стрит и замедлил скорость на узких улицах, которые вели в сторону Джерико, он не мог ясно объяснить простой факт, что не знает точно, куда едет. Он свернул к Аристотел-лейн и проехал направо через горбатый мост, натянутый над каналом. Остановив «Ланчу» рядом с открытыми воротами, он прочел объявление, сообщившее ему, что несанкционированным транспортным средствам не разрешено ехать дальше и что нарушители будут преследоваться должностными лицами и лично шерифом Порт-Медоу. Он переключил скорость машины на первую передачу и поехал дальше, решив, что он, вероятно, может претендовать на «санкционированную» категорию, и, надеясь, что его никто не остановит. Никто этого и не сделал. Он медленно ехал по бетонке, вдоль пояса деревьев справа от него и открытого зеленого пространства Порт-Медоу по его левой стороне. Два раза, когда колонна грузовиков приближалась к нему, он был вынужден покидать трассу и съезжать на траву. Наконец, он подъехал к краю площадки, где высокие деревянные ворота с сеткой для крупного рогатого скота эффективно загораживали дальнейший проезд. Он вышел из машины и пошел дальше пешком, отметив, по ходу еще один знак, советовавший представителям общественности не трогать любые материалы, поскольку на них могли попасть вредные инсектициды. Он прошел более 200 ярдов, прежде чем увидел подлинный мусор. Уплотненная поверхность, по которой он шел, была гладкой и плотной, с явными следами гусениц бульдозеров, которые предали погребению тысячи тонн мусора под ним. Несомненно, трава и кустарники вскоре разрастутся и здесь, и животные вернутся на свои старые территории и поселятся снова в изгороди из папоротников и диких цветов. И люди придут и набросают вокруг мусор после своих пикников, и весь процесс начнется снова. Иногда Homo sapiens был на редкость отвратительным видом.
Он направился к единственному наблюдаемому признаку жизни – к сараю из рифленого железа, когда-то окрашенному в зеленый цвет, но сейчас ветхому и ржавому, оттуда неописуемо засаленный трудяга направил его дальше в сеть нечистот. Две сороки и зловещая с виду ворона неохотно обратились в бегство, когда он проходил мимо, и медленное хлопанье их крыльев омрачило его путь через пустыню. Наконец, Морс подошел к главной площадке котлована: банки от пепси и кока-колы, порванные хозяйственные перчатки, длинные мотки ржавой проволоки, пустые коробки от жидкости для мытья посуды; консервные банки, изношенная обувь, бутылки из-под любых напитков, древние автокресла и полная коллекция картонных коробок – это только малая часть увиденного. Морс отогнал уродливых мух, которые кружили над его головой, и обрадовался, найдя последнюю сигарету в пачке. Он отбросил пустую пачку прочь; это, похоже, не имело здесь большого значения.
Джордж Тэйлор стоял рядом с желтым бульдозером, пытаясь перекричать глубокое горловое рычание двигателя, и указывая его водителю на большой холм земли и камней, сложенных как крепостной вал вдоль неглубокого котлована. Морс лениво вызвал в воображении образ какого-нибудь археолога, который, спустя тысячи лет, может попытаться изучить стиль жизни человека двадцатого века, и, представив, сколько унылого мусора он найдет, Морс посочувствовал ему.
Джордж был грузным, широкоплечим человеком, не слишком умным, может быть, но, как показалось Морсу, честным и достаточно симпатичным. Он сел на ржавую жестяную бочку, сам Морс отклонил предложение разместиться подобным образом, предположив, что штаны Джорджа, вероятно, были защищены от вредного воздействия любой отравы. Так они и разговаривали, а Морс пытался представить сцену, которая должна была происходить каждый вечер в доме Тэйлоров: Джордж приезжал домой, грязный и усталый, в 6.15 или около того; миссис Тэйлор готовила ужин и мыла посуду; и Вэлери – но, что он знал о Вэлери? Время от времени снисходительно делала хоть какую-то домашнюю работу? Он не знал. Три изолированные личности под одной крышей, и все вместе представляющие так любимую статистическую единицу социологии – семью. Морс расспрашивал о Вэлери – о ее жизни дома, о ее жизни в школе, о ее друзьях, кто ее любил и кто ее не любил, – но не узнал ничего нового.
