Найо Марш - Маэстро, вы убийца!
— Совершенно дин… точно, мистер Аллейн. Мы закончили пить чай около половины девятого.
— Наш джентльмен имеет в виду ужин, инспектор, — пояснил Малмсли с презрительной гримасой. — У этих антиподов, похоже, принято пить чай на ночь.
— Слушайте, сходите в задницу, — предложил Хэчетт. — Я причапал в студию около половины девятого, инспектор. «После ужина», если слушать придурков с чиреями, хотя на самом деле — после чая.
— И вы зашли в студию?
— Ещё бы. Она была заперта, но ключ висел рядом на гвозде, так что я отомкнул дверь и зыркнул глазом на свою картину. Ух и здорово же она смотрелась при искусительном освещении, мисс Трой! Вы видели её вечером, мисс Трой?
— Нет, — покачала головой Трой. — При искусственном — не видела. Не отвлекайтесь, пожалуйста.
— Буу зде, мисс Трой.
— Итак, — подвёл итог Аллейн, — вы отомкнули студию, зашли внутрь, включили свет и посмотрели на свою работу. А на подиум вы не обратили внимания?
— Э-ээ, обратил. Да, динкум. Я накумекал, что неплохо бы перерисовать драпьеровку, вот и обратил. Ткань была, как всегда, натянута. Будь у меня карандаш, я бы нарисовал…
— Спасибо, я представляю, — вежливо улыбнулся Аллейн. — Продолжайте, пожалуйста.
— Ладно. Словом, почесал я репу и решил, что надо бы изобразить так, как будто на драпьеровке лежит натурщица. Я сначала даже хотел сам типа заприлечь в нужную позу. Во, блин! — Хэчетт побледнел и содрогнулся. — Ведь тогда этот кенжик проткнул бы жабры мне, динкум? Во, срань Господня! Слушайте, мистер Аллейн, неужели кенжик торчал там уже во вскрысиню вечером?
— Вполне возможно.
— Чтоб я сдох! — прошептал Хэчетт.
— Однако вы всё-таки не легли в позу натурщицы, мистер Хэчетт. Что вас удержало?
— Ну, мисс Трой никому типа не позволяла лапать подиум в свою отсутствию, вот я и набоялся, что она мне типа репу оторвёт, если я лапну.
— Это так? — спросил Аллейн у Трой, с трудом сдерживая улыбку.
— Конечно. У нас заведены такие правила. В противном случае, драпировку давно измяли бы, а мел стёрли.
— Точно, но послушайте, мисс Трой. И вы, мистер Аллейн.
Я только что вспомнил.
— Что ж, говорите, — сказал Аллейн.
— Ух, вот это, наверное, важно, — возбуждённо пробасил австралиец. — Вы слушайте и мотайте на нос.
— На ус, — поправила Трой.
— Ну да, на ус. Так вот, когда я причапал в студию в тот раз, ну — перед автобусом, в пятницу, драпьеровка была смята, как будто натурщица только что встала с неё!
— Вы уверены?
— Уверен. Готов пригаснуть.
— Присягнуть, — машинально поправил его Аллейн. Он обратился к французу:
— А вы, мистер Ормерин, не обратили внимания на драпировку, когда заглянули в студию после обеда?
— Да, теперь я вспомнил, — взволнованно затараторил Ормерин. — Я посмотрел на свою работу, а потом по привычке перевёл взгляд на подиум, словно натурщица была там. Я даже вздрогнул, как это случается, когда видишь не то, что ожидаешь. Тогда я посмотрел, как изобразил драпировку, и сравнил её с натурой. Все было точь-в-точь так, как описал Хэчетт — ткань была смята, словно Соня только что встала с помоста.
— Ага! — воскликнул Хэчетт. — Вы усекли, что это значит? Это значит, что…
— Воздержитесь от громких выводов, мистер Хэчетт, — попросил Аллейн. — Я согласен — вы сделали очень важное наблюдение. — Хэчетт приумолк. Аллейн сверился со своими записями и продолжил. — Насколько я знаю, мисс Трой и мисс Босток отбыли в лондон на машине. Как, впрочем, и мисс Сиклифф с мистером Пилгримом. Затем подошла очередь компании, уехавшей с трехчасовым автобусом. Мисс Ли, мистер Ормерин, мистер Хэчетт и натурщица. Похоже, — тщательно взвешивая каждое слово, произнёс Аллейн, — что за несколько минут до отбытия этого автобуса, на котором уехал мистер Хэчетт, драпировка ещё находилась в натянутом состоянии. — Он замолчал и выжидательно посмотрел на Седрика Малмсли. — Чем вы занимались после отъезда остальных?
Малмсли не торопясь вынул сигарету и закурил.
— Ну, — сказал он наконец, — я прогулялся в студию.
— Когда?
— Сразу после обеда.
— Вы обратили внимание на драпировку?
— Да, пожалуй.
— Как она выглядела?
— Вполне нормально. Драпировка, как драпировка.
— Мистер Малмсли, — серьёзно произнёс Аллейн. — Я бы посоветовал вам не паясничать. Я ведь убийство расследую. Драпировка была натянута?
— Да.
— Сколько времени вы оставались в студии?
— Я уже говорил вам. До пяти.
— Вы были вдвоём с мистером Гарсией?
— Да. Это я вам тоже говорил.
— Покидал ли кто-нибудь из вас студию до вашего ухода?
— Да.
— Кто?
— Гарсия.
— Зачем, не знаете?
— О Господи. По своим делам, наверное.
— Сколько времени он отсутствовал?
— Ой, понятия не имею. Минут восемь-десять.
— Работая, он стоял лицом к окну?
— Да.
— Спиной к комнате?
— Естественно.
— Вы посмотрели на драпировку перед уходом?
— Вряд ли.
— Вы прикасались к драпировке, мистер Малмсли?
— Нет.
— Кто изувечил лицо девушки в зеленом, изображённой на картине мисс Трой?
Последовало напряжённое молчание, которое нарушила сама Трой.
— Речь идёт о портрете мисс Сиклифф. Это сделала сама Соня.
— Натурщица? — изумился Аллейн.
— Да. Я же говорила, что у каждого из нас был повод убить её. В моем случае поводом был именно этот поступок.
Глава 7
АЛИБИ ДЛЯ ТРОЙ
Аллейн поднял руку, словно желая возразить, однако уже в следующий миг спохватился и принял свой привычный для окружающих, застенчиво-вежливый облик.
— Значит, акт вандализма совершила натурщица. А что её побудило?
— Злость на меня, — сказала Вальма Сиклифф. — Дело в том, что портрет получился совершенно гениальный. Настоящий шедевр. Мисс Трой собиралась экспонировать его на выставке. Соню это бесило. Вдобавок, Бейсил высказал желание приобрести картину.
— И когда она совершила это… злодеяние? — спросил Аллейн.
— Неделю назад, — ответила Трой. — Мисс Сиклифф в последний раз позировала мне утром в прошлый понедельник. Затем все ученики собрались в студии и я показала им только что законченную работу. Соня тоже присутствовала. Она и до этого уже несколько дней пребывала в довольно скверном расположении духа. Все, что вы здесь про неё слышали — правда. Это был маленький дикий зверёныш. Она и впрямь, как говорил Ормерин, просто исходила ревностью. Пока мои ученики обсуждали портрет, о Соне все позабыли. А тут и Пилгрим спросил, нельзя ли ему приобрести эту работу, прежде чем она куда-нибудь уплывёт. А перед этим, должна вам признаться, я написала портрет самой Сони, который так никто и не купил. Соня решила, что все дело — в её внешности. Трудно поверить, но это так. Она вбила себе в голову, что я написала портрет мисс Сиклифф только лишь по той причине, что меня перестала устраивать её — Сони, то есть, — внешность. Поэтому восторженная реакция всего класса вкупе с желанием Пилгрима купить портрет окончательно добили её. К тому же несколько человек в её присутствии высказали мнение, что этот портрет — лучшая картина, которую я когда-либо написала.
