Агата Кристи - Сердце огня - Роман
— Вас зовут Ада Мейсон, не так ли?
— Меня окрестили Адой Беатрисой, — уточнила Мейсон.
— Именно так. Как мы понимаем, Мейсон, случившееся было для вас тяжелым ударом?
— Да, конечно, сэр. Я была в услужении у многих леди и все оставались мной довольны. И я никогда еще не попадала в такое положение, как сейчас.
— Ну конечно, — согласился месье Карреж.
— Я читала иногда о таких вещах в воскресных газетах. А потом, я всегда считала, что эти заграничные поезда… — Она вдруг умолкла, вспомнив, что джентльмены, с которыми она беседовала, тоже были французами.
— Ну а теперь давайте уточним кое-что, — сказал месье Карреж. — Насколько я понимаю, когда вы уезжали из Лондона, вовсе не предполагалось, что вы останетесь в Париже?
— Конечно нет, сэр. Мы должны были ехать прямо в Ниццу.
— Вы когда-нибудь раньше ездили со своей хозяйкой за границу?
— Нет, сэр. Видите ли, я всего два месяца работала у нее.
— Выглядела ли она как обычно, когда вы отъезжали?
— Она была немного взволнованна и нервничала, ей трудно было угодить.
Месье Карреж кивнул.
— Ну а теперь, Мейсон, скажите, когда вы впервые узнали, что остаетесь в Париже?
— Это было на Лионском вокзале, сэр, хозяйка собиралась выйти на платформу и прогуляться, она уже выходила в коридор, но вдруг вернулась в купе с каким-то джентльменом. Она прикрыла дверь между нашими купе, так что я ничего не видела и не слышала, а потом распахнула дверь и объявила, что ее планы изменились. Она дала мне денег и сказала, чтобы я высаживалась и ехала в отель «Ритц», уверив, что ее там хорошо знают и дадут мне комнату. Я должна была ждать ее дальнейших распоряжений — она собиралась телеграфировать мне, что делать дальше. Мне едва хватило времени собраться и выскочить из вагона, прежде чем поезд тронулся. Все пришлось делать в страшной спешке.
— А где был джентльмен, пока миссис Кеттеринг говорила с вами?
— Он оставался в другом купе, сэр, и смотрел в окно.
— Не могли бы вы его описать?
— Понимаете, сэр, я почти его не видела, большую часть времени он стоял ко мне спиной. Он был высокий и смуглый, одет как и любой другой джентльмен, кажется, на нем было синее пальто и серая шляпа.
— Был ли он одним из пассажиров поезда?
— Не думаю, сэр. Я так поняла, что он пришел на станцию повидаться с миссис Кеттеринг. Но, конечно, это мог быть и один из пассажиров — ведь я его так плохо рассмотрела!
Кажется, Мейсон взволновало такое предположение.
— Скажите, — месье Карреж легко перешел на другую тему, — ваша хозяйка попросила проводника не будить ее рано утром, как вы думаете, это в порядке вещей?
— О да, сэр. Хозяйка никогда не завтракала, а кроме того, она плохо спала ночами, так что любила подольше поспать утром.
Месье Карреж снова сменил тему.
— А была ли среди багажа вашей хозяйки красная сафьяновая сумка? — спросил он. — Сумка или ювелирный футляр?
— Да, сэр.
— Вы не брали его с собой в отель «Ритц»?
— Чтобы я взяла ювелирный футляр хозяйки?! Ну конечно нет, сэр, — в голосе Мейсон послышались нотки ужаса.
— Оставили его в вагоне?
— Да, сэр.
— Вы не знаете, ваша хозяйка взяла с собой много драгоценностей?
— О, очень много, сэр! Я даже неприятно себя почувствовала — знаете, наслушаешься мерзких историй об ограблениях за границей. Они, правда, были застрахованы, но все равно страшный риск. Господи, хозяйка сказала, что одни рубины стоят несколько сот тысяч фунтов.
— Рубины! Какие рубины?! — рявкнул вдруг Ван Алден.
Мейсон повернулась к нему.
— Кажется, вы сами ей подарили их не так давно, сэр.
— Да вы что! — вскричал Ван Алден. — Она взяла рубины с собой?! Я же велел оставить их в банке!
Мейсон сдержанно кашлянула — этот кашель, по всей видимости, должен был выразить, что ей нечего ответить. Но на этот раз он и был ответом — очень ясно, яснее слов, намекал, что дочь миллионера предпочитала советоваться только с собой.
— Руфь сошла с ума, — сказал Ван Алден. — Какой бес в нее вселился?
На этот раз кашлянул месье Карреж, и тоже со значением.
— Я думаю, вы нам пока больше не нужны, — обратился месье Карреж к Мейсон. — Пройдите в соседнюю комнату, вам зачитают протокол. Если у вас не будет исправлений или дополнений, вы его подпишете.
Мейсон вышла в сопровождении клерка, а Ван Алден немедленно обратился к Каррежу:
— Ну?
Месье Карреж выдвинул ящик стола, вынул оттуда письмо и передал его Ван Алдену.
— Это мы нашли в сумочке мадам.
«Chere Amie, я повинуюсь: буду предусмотрительным и сдержанным, буду делать то, что более всего ненавистно влюбленному. Может быть, встреча в Париже и вправду была бы неосторожной, но острова Д'Ор так далеки от мира, что вы можете быть уверены в сохранении полной тайны. Очень мило с вашей стороны, что вы интересуетесь книгой о знаменитых драгоценностях, над которой я работаю. Для меня, конечно, было бы редкостной удачей получить возможность увидеть своими глазами и подержать в руках всемирно известные рубины. Я посвящу «Сердцу огня@ отдельную главу. Дорогая моя! Скоро я постараюсь утешить вас за печальные годы разлуки и пустоты. Обожающий вас,
Арман».
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ГРАФ ДЕ ЛЯ РОШ
Ван Алден молча прочел письмо. Лицо его покраснело от бессильной злобы, вены на лбу вздулись, а руки бессознательно сжались в кулаки. Не сказав ни слова, он вернул письмо.
Месье Карреж внимательно рассматривал стол, взор месье Кокса был обращен к потолку, а месье Эркюль Пуаро старательно счищал с рукава пыль. Никто из них не смотрел на Ван Алдена.
Наконец месье Карреж, вспомнив о своем официальном положении и обязанностях, вернулся к неприятной теме.
— Может быть, месье, — спросил он, — вы догадываетесь, от кого письмо?
— Да, я знаю, — мрачно ответил Ван Алден.
— От кого же? — вопросительно сказал месье Карреж.
— От негодяя, который называет себя графом де ля Рош.
Все помолчали, затем месье Пуаро, поправив линейку на столе, обратился к миллионеру:
— Месье Ван Алден, все мы прекрасно понимаем, как вам сейчас тяжело, но поверьте, месье, сейчас не время скрывать что-либо. Если вы хотите, чтобы правосудие свершилось, мы должны знать все. Вы не можете не признать справедливость сказанного.
Ван Алден немного помолчал, затем неохотно кивнул в знак согласия.
— Вы совершенно правы, месье Пуаро, — сказал он, — как это ни больно, я не имею права отдаваться своему горю, тем более что-то скрывать.
