Эрл Гарднер - Собака, которая выла
— Я не мешаю вам заниматься, этим делом, — возразил Перри Мейсон, — и особого удовольствия от того, что вы, доблестные сыщики, наставили на меня эти лампы, расселись вокруг и глаз не сводите, надеясь прочитать в моем лице что-то такое, что подскажет вам ключ, тоже не испытываю. Выключили бы лампы, посидели в темноте да подумали, было бы куда как лучше. А то взяли меня в окружение и изучаете мою физиономию.
— Далась мне ваша физиономия, меня другое донимает, — буркнул Хоулком.
— А Тельма Бентон? — спросил Перри Мейсон. — Где она была в это время?
— У нее стопроцентное алиби. Она может отчитаться за каждую минуту.
— Кстати, — заметил Мейсон, — а вы где были, сержант?
Сержант Хоулком опешил.
— Я? — переспросил он.
— Вот именно, вы.
— Вы что, хотите из меня сделать подозреваемого?
— Отнюдь, — возразил Мейсон. — Я просто спросил, где вы были.
— На пути сюда, в участок, — ответил сержант Хоулком. — Ехал в автомобиле из дома на службу.
— Сколько свидетелей могут это подтвердить? — спросил Мейсон.
— Не валяйте дурака, — сказал сержант Хоулком.
— Напрягли бы извилины, так поняли, что я дурака не валяю, — возразил Мейсон. — Мне не до шуток. Сколько свидетелей могут это подтвердить?
— Никто, понятно, не может. Я могу показать, когда выехал из дома и когда приехал в участок.
— В этом-то вся и хитрость.
— Какая хитрость?
— Такая, какая должна была бы насторожить вас в отношении стопроцентного алиби Тельмы Бентон. Если у человека железное алиби и он может отчитаться за каждую минуту, это, как правило, означает, что он не пожалел сил устроить себе алиби. А значит, это лицо либо соучастник убийства и алиби у него фальшивое, либо знало о предстоящем убийстве и лезло вон из кожи, чтобы устроить себе непробиваемое алиби.
Наступило долгое молчание. Затем сержант Хоулком произнес, как бы размышляя вслух:
— Значит, по-вашему, Тельма Бентон знала, что Клинтона Фоули убьют?
— Я ничего не знаю о том, что знала или чего не знала Тельма Бентон, — ответил Перри Мейсон. — Я всего лишь сказал, что без причин у человека обычно не бывает стопроцентного алиби. Человек не может отчитаться за каждую минуту своего обычного рабочего дня. Он не может доказать, что в такую-то минуту был именно там-то, как не смогли и вы сами. Готов поспорить, что никто из присутствующих не сможет доказать — бесспорно и со ссылкой на свидетелей, — чем занимался каждую минуту с половины восьмого до восьми нынче вечером.
— Вы-то, — устало заметил Хоулком, — уж точно не можете.
— Конечно, — согласился Мейсон, — и если б не ваша тупость, вы бы поняли, что это лучшее свидетельство моей невиновности, а не признак вины.
— И не можете доказать, что приехали к Фоули в половине девятого. Кто видел, как вы туда отправились? Кто знает, что вы договорились о встрече? Кто открывал вам дверь? Кто видел вас там в половине девятого?
— Вот это, — заметил Перри Мейсон, — я как раз могу доказать.
— Чем? — спросил сержант Хоулком.
— Тем, — ответил Перри Мейсон, — что сразу после половины девятого позвонил в полицейское управление и сообщил об убийстве. Это доказывает, что я был там в половине девятого.
— Вы понимаете, что я имею в виду не это, — возразил сержант. — Я имею в виду, можете ли вы доказать, что прибыли туда точно в восемь тридцать?
— Разумеется, нет, мы это уже установили.
— Да, мы это установили, — ответил сержант Хоулком. Он поднялся, со скрипом отодвинув стул.
— Вы победили, Мейсон, — сказал он. — Я вас отпускаю. В нашем городе вы человек известный, если вы нам понадобитесь, я всегда вас найду. Готов признаться, что на самом деле я не считаю, будто вы убили Фоули, но уверен — и тут меня не переубедит сам черт, — что вы кой-кого выгораживаете, и не кого-то там вообще, а своего клиента. Поэтому хочу вам сказать, что своим поведением вы его не только не выгородили, но заставили меня подозревать его еще больше.
— Считайте, что уже сказали, — заметил Мейсон.
— Я думаю, — неторопливо продолжал сержант Хоулком, — что Артур Картрайт сбежал с женой Фоули; что она рассказала ему, как муж над ней издевался, и Картрайт вернулся и застрелил Фоули. Я думаю также, что Картрайт позвонил вам, сообщил о содеянном и сказал, что хочет явиться с повинной; что вы велели ему не двигаться с места и ждать вас; что вы приехали, быстро спровадили Картрайта в надежное место, дали ему пятнадцать-двадцать минут форы и затем позвонили в полицию. Честно говоря, не вижу, что могло помешать вам обтереть лицо мертвеца и сунуть полотенце со следами пены под ванну, где валялась цепь для собаки.
— В кого я тогда превращаюсь? В соучастника после события преступления, укрывателя или кого-то еще в том же духе? — спросил Перри Мейсон.
— Вот именно, черт побери! — ответил сержант Хоулком. — Если мне удастся доказать это, я уж возьму вас в оборот.
— Очень приятно от вас это слышать, — сказал Перри Мейсон.
— Что приятно от меня слышать? — рявкнул сержант Хоулком.
— Что вы возьмете меня в оборот, если вам удастся это доказать. По тому, как вы работали, я было решил, что вы возьмете меня в оборот независимо от того, удастся вам что-нибудь доказать или нет.
Сержант Хоулком устало махнул рукой:
— Давайте проваливайте и будьте готовы, что мы вас вызовем для нового допроса, когда потребуется.
— Прекрасно, — сказал Перри Мейсон. — Если вы так настроены и наша беседа окончена, выключите эти проклятые лампы. У меня от них уже голова заболела.
Глава X
Перри Мейсон сидел в кабинете у Поля Дрейка. Поль Дрейк покачивался в скрипучем вращающемся кресле за обшарпанной конторкой. У дальней стены на стульях с жесткими спинками неловко сидели двое мужчин.
— Зачем тебе это понадобилось? — спросил Поль Дрейк.
— Что понадобилось? — осведомился Мейсон.
— Чтобы я отозвал ребят.
— Просто я узнал все, что нужно, и не хотел, чтобы ребят застукали в тех местах.
— А что в тех местах произошло? — поинтересовался Дрейк.
— Не знаю, — ответил Перри Мейсон. — Я даже не знал, что что-то должно произойти, но подумал, что на всякий случай неплохо бы отозвать соглядатаев.
— Послушай, — проворчал Дрейк, — в этом деле ты мне о многом не сообщаешь.
— Неужели? — спросил Перри Мейсон, зажигая сигарету. — Я-то считал, что это твое дело — узнавать и сообщать мне, а не мое — узнавать и сообщать тебе. Это те двое, что следили за домом?
— Да. Слева Эд Уилер, другого зовут Джордж Доук.
