Джон Карр - Убийство арабских ночей
– Веселитесь? – спросил я, заставив их прекратить неуместный галдеж. – Что ж, пока еще у вас есть время. Кажется, вы говорили, что были на балу любителей плетеных корзинок. Почему?
– Я в самом деле там был. Дело в симпатичной светленькой любительнице этих корзинок… – Он увидел мою реакцию и замолчал. Палице его снова мелькнуло выражение сосредоточенности; пусть и впустую, но он продолжал готовиться к дуэли. – Послушайте, инспектор, сыщик вы классный, и я вам расскажу всю правду. Я в самом деле пошел на этот бал – строго говоря, его организовывала какая-то автомобильная компания – и чисто случайно познакомился с симпатичной блондиночкой, которая согласилась завтра где-нибудь встретиться со мной. Но этот мундир мне был нужен главным образом как предлог.
– Предлог?
– Да. Дело вот в чем: я пишу приключенческие рассказы, этакие страшноватые истории для американской макулатуры – то есть для бульварных журнальчиков – и Старик Уэйд от случая к случаю помогает мне. Музей – просто бесценный источник информации относительно Проклятия Кали и тому подобного. И мне захотелось проверить, в самом ли деле удастся поймать вдохновение, бродя по ночным улицам. И вот я вас спрашиваю: неужели есть лучшая возможность взглянуть в пылающие глаза опасности, нежели как в полицейской форме нырять в самые…
Он воодушевленно излагал эти свои идеи, которые, могу ручаться, пришли ему в голову лишь за последние несколько минут, и сам же завороженно слушал модуляции своего выразительного голоса. Когда он повернулся посмотреть на мою реакцию, то уставился на меня гипнотическим взглядом; несмотря на его широкую улыбку, у меня побежали мурашки по коже, когда я остановился на пустой улице, залитой лунным светом.
– Все это, – сказал я, – подтверждает ваше заявление, что сегодня вечером вы не были около музея Уэйда?
Он осекся на полуслове:
– Около… Что? Да. Нет, я не был.
– Можете ли вы доказать, что были в другом месте?
– Это будет трудновато. На балу – а потом на улице – все были в масках, хотя блондинку можно было бы найти, но… – пробормотал он как бы про себя. – Черт побери, в таком случае можете ли вы доказать, что я был около музея? Да что тут вообще делается? Я даже толком не знаю, что мне надо объяснять. Сэм Бакстер нес ахинею о каком-то человеке по имени Пендерел, который был убит кинжалом с рукояткой из слоновой кости, но я понятия ни о чем не имею. Можете ли вы доказать, что я там был?
– Возможно. Вы знаете, что вас там видели.
Он запнулся в полном смысле слова и, поведя широкими плечами, развернулся на месте, но я подтолкнул его, чтобы шедшие сзади не натолкнулись на нас. Гармоника напевала, как мы плывем по лунному заливу, но физиономия Батлера представляла собой разительный контраст с безмятежностью мелодии.
– Меня видели? – повторил он. – Это грязная ложь. Кто говорит, что видел меня? Кто меня видел?
– Человек со светлыми накладными бакенбардами. Он появился из-за музея и влез на стенку. А теперь слушайте! Он натолкнулся на сержанта из моего участка, у которого точно такое же телосложение, как у вас, да и внешне он похож на вас, за исключением усов. Этот человек впотьмах увидел сержанта, который проверял двери музея. Он заорал: «Это ты убил его, и тебя повесят, мой милый обманщик! Я видел тебя в карете». Как мне представляется, он с кем-то спутал сержанта… Кто это мог бы быть?
Батлер, который еле передвигал ноги, глядя прямо перед собой, отреагировал как-то странно.
– Вы рассказывали другим об этом? – спросил он.
– Нет.
– А где этот свидетель с накладными бакенбардами?
– Он исчез.
– Вы знаете, кто он такой?
– Пока еще нет.
Батлер с несказанным облегчением повернулся ко мне:
– Превосходно, инспектор! Убедительная версия, тщательно продумана – но толку от нее как от промокашки. Не срабатывает. По такому обвинению вы ровно никого не можете задержать. О чем оно говорит? У вас есть некий благородный и незапятнанный свидетель (которого, кстати, вы не можете предъявить) со склонностью к фальшивым бакенбардам, который лазает по стенам и набрасывается на сержанта полиции. Исходя из нескольких, мягко говоря, бессмысленных слов этой эксцентрической личности вы из восьми миллионов жителей города выбираете одного, которому этой ночью довелось побывать на костюмированном балу, и доказываете, что речь идет именно о нем. Остальные участники маскарада тоже были в костюмах, но на них можно не обращать внимания. Из этого вытекает, что я убил человека, о котором никогда не слышал, и в том месте, где никогда не бывал. Можете ли вы предъявить не фантома, а свидетеля во плоти и крови, который был на месте преступления и возьмется утверждать, что я находился в музее? Имеется, например, старый Пруэн, который двадцать лет служит семье Уэйдов и десять лет в музее. Что он говорит? Тоже утверждает, что я вечером был в музее?
– Ну, в данный момент…
Батлер презрительно мотнул головой:
– Честно говоря, старина, все это не выдерживает критики. Про себя вы можете думать, что я там был. Но я там не был, и дискутировать на эту тему нет смысла. И чтобы вы ни считали, можете ли вы это доказать? Хватит ли у вас смелости предстать перед судом с этими доказательствами? Господи, – разразился он новым потоком красноречия, – да посмотрите вы объективно на это дело! Вы утверждаете, что я заколол этого незнакомца и затащил его тело в карету, что стоит в зале…
– Неужто? О наличии кареты в зале я не обмолвился ни словом. Откуда вы о ней знаете?
Он продолжал с невозмутимым спокойствием смотреть на меня:
– Не сомневаюсь, что Сэм или Старик что-то оборонили на эту тему во время болтовни. И вы собираетесь поддеть меня на это идиотское свидетельство, спрашиваю я вас?
– Когда все дело носит идиотский характер, таковы и свидетельства. Вот мы и пришли.
Огромные бронзовые двери музея не были полностью прикрыты, и на тротуар падала полоска света. Верхние окна светились; хотя вся округа была погружена в сон, тут продолжалась лихорадочная активность. Одна вещь мне решительно не понравилась: полицейская машина, в которой вместе с Маннерингом должен был сидеть констебль Мартин, была пуста. Уйдя отсюда, я совершил ошибку, но если, несмотря на мои указания, Маннеринг получил возможность переговорить с Мириам Уэйд, это может грозить большими неприятностями. Но сначала мне пришлось иметь дело с полудюжиной журналистов и фотографов, уже столпившихся у дверей; я пообещал им, что вскоре выложу, всю историю и, если не удастся опознать мертвеца, я выступлю в эфире. Батлер проскользнул незамеченным, как настоящий констебль, но несколько вспышек ослепили Уэйда и Холмса; первый, нервничая, все же соблюдал благодушие, а куратор музея разъярился.
